2.1. Понятие семантического пространства.
Как уже упоминалось, сказка как инструмент работы психолога удобна по многим соображениям. Клиентов она устраивает, потому что (1) доступна – «всем возрастам покорна», подходит людям разных интеллектуальных способностей, не предполагает долгих разъяснений, задания схватываются на лету; и (2) привлекательна – к сказкам устойчиво закрепилось положительное отношение, проистекающее из переживаний далекого детства. Для психолога сказка хороша тем, что (3) иносказательна – насыщена метафорами и образами, благодаря условности сюжета и места действия позволяет снизить естественное сопротивление клиента; и (4) многомерна – не только наполнена глубинными архетипическими элементами, но и соотносится с реальными жизненными событиями, то есть адресуются к индивидуальной целостности человека. Особенно следует подчеркнуть, что сказка из средства психодиагностики легко превращается в психотехническое средство – становится агентом коррекционного преобразования, совершенно не теряя при этом богатых диагностических возможностей(3,72).
Следует подробнее остановиться на том, почему мы уверены в том, что испытуемый проецирует свои жизненные проблемы на сюжет сказки, ее персонажей, в том числе идентифицирует себя с одним из действующих лиц. Это объясняется существованием семантического пространства – это душевный мир человека, в котором окружающий мир представлен через призму интересов и опыта живущего в нем человека. Душевные миры разных людей могут быть сколь угодно различны, но все они похожи между собой в той части, в которой несут в себе особенности окружающего мира. Это семантическое пространство содержит в себе множество подпространств – фрагментов внутреннего мира человека, соответствующих некоторым фрагментам внешнего мира и жизненному опыту взаимодействия человека с ним. Например: «моя работа», «моя семья», «круг друзей», «город, в котором я живу» и др. Каждое такое пространство содержит множество сведений о некотором фрагменте мира, воспоминаний о своих и чужих действиях, личных переживаниях в связи с ними, объяснений устройства этого мира, а также собственные ожидания от него или опасения, жизненные планы и многое другое. (5,74)
Повседневная жизнь человека есть непрерывное путешествие из одного семантического пространства в другое – по мере того, как человек относит (идентифицирует) себя к той или иной общности людей, обладающей сходными смысловыми характеристиками: потребностями, интересами, знаниями, привычками, установками и пространств. Такое пространство субъективно в принципе, в нем самым причудливым образом сплетены и взаимно обусловливают друг друга порой самые неожиданные содержания. Причем семантические «переходы» создаются в соответствии с особенностями жизненных событий (3,75).
Семантическое пространство жизни способно отражаться в любые виды продукции производимой человеком, например, рисунки. Кроме того, переменные, существующие в жизненном пространстве, обнаруживают себя и в сказках, которые сочиняет ребенок или взрослый. Разумеется, в сказке, как и в рисунках, отображается не все пространство, а лишь какая-то часть его. Языки обоих пространств, будь то пространство сказки или рисунка и жизненное смысловое пространство, могут рассматриваться как метафоры в отношении друг друга – как иносказание, намек, аллегория. В общем случае, два семантических пространства однозначно взаимно отображаются друг в друга, если любому содержанию одного из них может быть поставлено в соответствие некоторое содержание другого, так что язык каждого из них может быть иносказательно (метафорически) использован для описания содержания другого(3,76).
Когда мы толкуем сказку, то стремимся восстановить переменные, по которым имеется изоморфизм (сходство, подобие) между жизненной ситуацией клиента (ее фрагментами) и текстом сказки. Два семантических пространства сходны (подобны, изоморфны) друг другу, если между их элементами возможно взаимное отображение. В основе некоторого сходства между изоморфного пространства могут лежать: структурное подобие, динамическое сходство, мозаика переживаний, паттерны отношений и многое другое. Когда мы толкуем сказку, то стремимся восстановить переменные, по которым имеется изоморфизм между жизненной ситуацией клиента (ее фрагментами) и текстом сказки. В идеальном варианте мы уже все знаем про своего клиента, а в сказке лишь находим соответствие тем или иным особенностям его жизненной ситуации: проблемы, установки, стратегии и пр. Но даже в этом случае приходится уточнять, какому фрагменту жизни клиента соответствует расклад персонажей, какой персонаж какому реальному человеку соответствует и т.п. В наиболее трудном «слепом варианте мы имеем лишь текст сказки, по которому надо сочинить нечто правдоподобное о неизвестном нам человеке – вероятность «попадания» будет ниже. Но чаще всего мы имеем нечто промежуточное – что-то уже знаем, а о чем-то еще требуется узнать. Поэтому, предпочтительно собрать такую информацию, которая давала бы надежные опоры для калибровки – фактические данные. В сказке лучше проявляются собственно смысловые особенности, то есть отношение человека к жизненным реалиям. Сказка хороша там, где мы готовимся очертить проблему, охватить ключевой круг реально работающих метафор (глубинных образов), составить «баланс» ресурсов клиента (недостающих и опорных) и т.п. Задача психолога не в том, чтобы что-то узнать о фактах жизни человека, а о том, какова эта жизнь в его представлениях. Кроме того, сказка позволяет вскрыть содержательные и динамические моменты, особенно типичные затруднения и привычные стратегии взаимодействия, способы решения возникающих проблем(3,77).
Ведении войны, обороне и т.д. Таким образом, культура - это класс символизированных предметов и явлений, рассматриваемых в экстрасоматическом контексте. До появления культурологии в процессе расширения сферы наукиi натуралистическое (т.е. немифологическое, нетеологическое) объяснение поведения людей носило биологический, психологический или социологический характер. Соответственно то или иное...
И младших школьников. Анкета для студентов включала в себя два вопроса, один из которых о том, в чем, по их мнению, заключается развитие математических способностей школьников, а второй ¾ для выяснения отношения студентов к проведению внеклассной работы по математике в начальных классах. Анкета для преподавателей имела своей целью выяснить, проводят ли (а если проводят, то как часто) учителя...
Гнезда", "Войны и мира", "Вишневого сада". Важно и то, что главный герой романа как бы открывает целую галерею "лишних людей" в русской литературе: Печорин, Рудин, Обломов. Анализируя роман "Евгений Онегин", Белинский указал, что в начале XIX века образованное дворянство было тем сословием, "в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества", и что в "Онегине" Пушкин "решился...
Что затрудняет построение научно обоснованной методики формирования монологической формы речи. 1.3 Психолого-педагогические условия формирования образно-выразительных средств речи у дошкольников с ОНР (III уровень) в процессе обучения монологическому высказыванию Детям с речевым недоразвитием свойственны ослабление и нарушение коммуникативных отношений речи к неречевым структурам на...
В современной лингвистике разграничивают понятия концептосферы и семантического пространства языка.
Концептосфера – это чисто мыслительная сфера, состоящая из концептов, существующих в виде мыслительных картинок, схем, понятий, фреймов, сценариев, абстрактных сущностей, обобщающих разнообразные признаки внешнего мира.
Семантическое пространство языка – это та часть концептосферы, которая получила выражение с помощью языковых знаков. Вся совокупность значений, передаваемых языковыми знаками данного языка, образует семантическое пространство данного языка.
В семантическом пространстве различают лексико-фразеологи-ческие и синтаксические концепты, т. е. концепты, которые объективированы соответственно словами, фразеосочетаниями или синтак-сическими структурами.
Понятие «концепт», введенное в лингвистику Д. С. Лихачевым, обозначает «сгусток культуры в сознании человека», «пучок» представлений, знаний, ассоциаций, переживаний, сопровождающих слово. Концепты, понимаемые как основные ячейки культуры в ментальном мире человека, могут быть использованы как опорные элементыдля сопоставления менталитетов, а также культурных и ценностных доминант.
Выступая в качестве базовых опорных элементов языка, концепты объединяют представителей определенной лингвокультуры, обеспечивая основу взаимопонимания между ними через «сгустки смысла», в которых воплощается дух народа. Концептуальное пространство отдельной языковой личности и лингвокультуры в целом организуется в концептосферу, основной характеристикой которой являются те возможности совместного «творения смыслов», которые она открывает перед носителем языка. Совокупность личностных смыслов и ассоциативных контекстов языковой личности образует ее идеосферу . Область пересечения идеосфер всех членов языкового коллектива представляет собой концептосферу данной культуры.
Концепты – мыслительные картинки, которые представляют когнитивные структуры, репрезентирующие внешние характеристики предметов окружающей действительности– их цветовую палитру, конкретную конфигурацию, другие внешние признаки («ромашка» – травянистое растение с белыми перистыми цветами на конце ветвистого стебля, желтым цветоложем конической формы, с характерным запахом). Под концептом-схемой понимаются пространственно-графические (объемные и контурные) параметры реалий в отвлечении от их видовых характеристик («дерево» – многолетнее растение с твердым стволом и отходящими от него ветвями, образующими крону); концепт-фрейм – это ментальная «голография», концепт – ситуативно-объемное представление фрагмента действительности («город» – крупный населенный пункт, административный, торговый, промышленный и культурный центр); концепт-сценарий репрезентирует поэтапную динамику действий, закрепленных в коллективной памяти носителей языка («драка» – ссора, сопровождаемая взаимными побоями).
Типы концептов носят всеобщий характер и не зависят от языка их вербализации. Если типы концептов – принадлежность мыслительных процессов, универсальных для всего человечества, то, собственно, картина мира соотносится с содержанием концептов, которое разнится от языка к языку. Именно в содержании концептов фиксируются несходства в культурном опыте тех или иных народов. Поэтому о национальных картинах мира можно говорить только на уровне содержательной стороны концептосферы языка, а не на уровне ее формальной (по типам концептов) организации.
Концепт и слово . Концепт как единица концептосферы может иметь словесное выражение, а может и не иметь. Таким образом, в первом случае концепты вербализуются, т. е. имеют языковую репрезентацию, языковую объективацию. Однако одно и то же слово может в разных коммуникативных условиях репрезентировать, представлять в речи разные признаки концепта и даже разные концепты – в зависимости от коммуникативных потребностей, объема, количества и качества той или иной информации, которую говорящий хочет передать в данном коммуникативном акте и, естественно, в зависимости от смысловой структуры используемого слова, его семантических возможностей.
Когда концепт получает языковое выражение, то те языковые средства, которые использованы для этого, выступают как средства вербализации, языковой репрезентации, языкового представления, языковой объективации концепта .
Концепт репрезентируется в языке:
– готовыми лексемами и фразеосочетаниями из состава лексико-фразеологической системы языка;
– свободными словосочетаниями;
– структурными и позиционными схемами предложений, несущими типовые пропозиции (синтаксические концепты);
– текстами и совокупностями текстов.
Языковой знак представляет концепт в языке, в общении. Слово представляет концепт не полностью – оно своим значением передает лишь несколько основных концептуальных признаков, релевантных для сообщения, т. е. передача которых является задачей говорящего, входит в интенцию. Весь концепт во всем богатстве своего содержания теоретически может быть выражен только совокупностью средств языка, каждое из которых раскрывает лишь его часть.
Таким образом, языковые средства необходимы не для существования, а для сообщения концепта. Слова, другие готовые языковые средства в системе языка, есть для тех концептов, которые обладают коммуникативной релевантностью, т. е необходимы для общения, часто используются в информационном обмене.
Концепт и значение . Для современных исследований в лингвистике и когнитивной лингвистке очень важно различать концепт и языковое значение (семему) . Психофизиологическая основа концепта – некий чувственный образ, к которому «прикреплены» знания о мире, составляющие содержание концепта. В слове мы различаем звуковую составляющую – означающее (лексему ), и смысловую составляющую – означаемое (семему ). Одна лексема способна означать несколько семем.
Каждая семема состоит из сем, семантических признаков – компонентов ее значения, которые являются составляющими концептов, репрезентированные той или иной семемой или семой. Однако даже вся совокупность признаков, полученная из семантического анализа многих языковых знаков, объективирующих концепт, не представит нам содержания концепта полностью, потому что мир мыслей никогда не находит полного выражения в языковой системе.
Знак универсального предметного кода как наиболее яркий образ, кодирующий концепт, входит в ядро концепта; он носит индивидуальный чувственный характер. Экспериментальное исследование показало, что наиболее яркие наглядные образы у носителей русского языка связаны с названиями астрономических тел, транспортных средств, предметов быта, времен года, месяцев, времени суток, наименований частей тела человека и животных, названий лиц по родственным отношениям, наименований растений, приборов и аппаратов, печатных изданий, частей ландшафта. Наиболее яркие образы были выявлены для таких единиц как солнце, луна, кровь, автобус, стол, ночь, зуб, уголь, бабушка, мать, трава, парта, телефон, ключ, книга, лес, магазин, дождь, собака, яблоко, журнал, чай, очки, улица, газета, голубь.
Таким образом, нельзя смешивать значение и концепт: концепт – единица концептосферы, информационной базы человека; значение – единица семантического пространства языка. Значение своими системными семами передает определенные признаки, образующие концепт, но это всегда лишь часть информационного содержания концепта. Для полной экспликации концепта нужны обычно многочисленные лексические единицы, а значит - многие значения.
Зависимость концептов от национального, сословного, классового, профессионального, семейного и личного опыта человека, пользующегося концептом, приводит к тому, что уровень взаимопонимания будет лучше у людей с аналогичным опытом. Одно и то же понятие, один и тот же кусочек реальности имеет разные формы языкового выражения в разных языках – более полные или менее полные. Слова разных языков, обозначающие одно и то же понятие, могут различаться семантической емкостью. Расхождения в языковом мышлении проявляются в ощущении избыточности или недостаточности форм выражения одного и того же понятия, по сравнению с родным языком изучающего иностранный язык.
Изучающий ИЯ проникает в культуру носителей языка и подвергается воздействию заложенной в нем культуры. На первичную картину мира родного языка и родной культуры накладывается вторичная картина мира изучаемого языка.
Вторичная картина мира, возникающая при изучении ИЯ и культуры, – это не столько картина, отражаемая языком, сколько картина создаваемая языком . Взаимодействие первичной и вторичной картин мира можно видеть на следующем примере: русские преподаватели ИЯ приобретают черты национальной культуры тех языков, которые они преподают.
Крайним случаем языковой недостаточности является отсутствие эквивалента для выражения того или иного понятия, вызванное отсутствием и самого понятия. Сюда относится так называемая безэквивалентная лексика, т. е. слова, план содержания которых невозможно сопоставить с какими-либо иноязычными лексическими понятиями. Обозначаемые ими понятия или предметы мысли (things meant ) уникальны и присущи только данному миру и, соответственно, языку.
При необходимости язык заимствует слово для выражения понятий, свойственных чужому языковому мышлению, из чужой языковой среды. Если в русскоязычном мире отсутствуют такие понятия, как виски и эль , а в англоязычном мире нет таких блюд, как блины и борщ , то данные понятия выражаются с помощью слов, заимствованных из соответствующего языка. Это могут быть слова, обозначающие предметы национальной культуры (balalaika, matryoshka, blini, vodka; футбол, виски, эль ), политические, экономические или научные термины (Bolshevik, perestroika, sputnik; импичмент, лизинг, дилер, файл, компьютер, бит ).
Безэквивалентная лексика наиболее ярко и наглядно иллюстрирует идею отражения языком действительности , однако ее удельный вес в лексическом составе невелик (в русском языке до 6–7 %).
Способность концептов разрастаться и обогащаться за счет индивидуального эмоционального и культурного опыта носителей языка обусловливает их эластичность, неустойчивость и подвижность. С одной стороны, динамический характер концептов затрудняет их «состыковку» между разными культурами. С другой стороны, то обстоятельство, что они «перетекают» друг в друга, образуя единое пространство культуры, создает возможность для поиска «компромисса» между несовпадающими концептами разных лингвокультур.
Малахова Н.В. Семантическое пространство телесности // руды НГТУ им. Р.Е. Алексеева. Т. 79. Серия «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии», №4. Н.Новгород, 2009. - 120 с. С. 6 - 12.
НИЖНГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н.И. ЛОБАЧЕВСКОГО
Данная статья посвящена семантическому пространству телесности - одному из концептов философии 20 века. Акцент делается на том, что семантическое пространство телесности обретает свое выражение благодаря учениям феноменологии, в частности учению М. Мерло-Понти, который открыл возможность структурирования феноменального поля. Отмечаются близкие этому идеи и эмпирические находки психотерапии. В частности, эти идеи связаны с историей и реконструкцией этого феноменальногополя неопсихоаналитиками (Ж. Лакан, Н. Шварц-Салант и т.д.). Особое внимание уделяется пониманию телесности как категории, выделяемой в философии языка и связанной с потребностью в выражении человеческой подлинности. Язык признается своеобразным медиатором субъективности, при помощи которого можно найти способы выражения субстанций, несводимых к физическому и природному субстрату. Телесность понимается, как антропо- культурный феномен, который невозможно выразить средствами классической рациональности. Телесность выражается не только в семантике феноменальных значений, но получает язык, на котором тело может восприниматься, как символические конструкции, обладающие экзистенциальным значением, уникальными способами действования и воздействия на окружающих.
This article is devoted to the semantic space of corporality - one of the concepts of philosophy of 20th Century. The emphasis is given to the issue that the semantic space of corporality is discovered it’s expression because of the studies of phenomenology, especially studies of M.Merlo-Ponti, who discovered the possibility of structuring the phenomenal ground. Also there are mentioned close ideas and empiric findings in psychotherapy.
In particular, those ideas are associated with the history and reconstruction of that phenomenal ground by neo-psychoanalysts (Zh. Lakan, N. Shvartz-Salant etc.) Special attention is given to the understanding of corporality as a category, which is separated in philosophy of the language and associated to the need in expression of human identity. The language is confessed a unique mediator of subjectiveness, with the help of which we could find the ways of expressing the subject, not related to the physical and natural essence. Corporality is the anthropo-cultural phenomenon, which can’t be expressed with the classical rationality. Corporality is expressed not only in semantics of phenomenal values but also receives the language with which the body could be understood as symbolic constructions, having the existential meaning, unique ways of action and influence on the others.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: телесность, семантическое пространство телесности, феноменальное поле, отношения, подлинность, «телесные переживания», чувственные конфигурации, «язык тела», словесные образы, акты говорения.
Key words: corporality, semantic space of corporality, phenomenal ground, relations, authentic, “corporal experience”, sensitive configurations, “body language”, verbal characters, instruments of talking
Пространство телесности - это один из концептов философии языка 20 века. Он обсуждается в трудах М. Мерло - Понти и Ж. Лакана. В качестве первоначальной посылки к исследованию телесности берется особая реальность языка и речи.
М. Мерло-Понти говорит именно о семантическом пространстве телесности, в котором действуют особенные закономерности. К их числу можно отнести разделение внутренних формулировок речи и ее внешнего выражения на основе эмпирического языка. Это изначальное формулирование тождественно глубинным пластам субъективности, что придает высоким ценностям внутреннее выражение. Человек обладает способностью к аутентичной речи, тождественной мысли . Поскольку в человеке может говорить его подлинное бытие, то это подлинное бытие обладает статусом телесности, выражающей в языке свою истинную сущность. Здесь «говорит», то есть обладает речью, «тело языка», несводимое к лингвистическому пониманию строения языка. В подлинном бытии находит свое место языковая идеальная сущность, обладающая телесной основой. Человеческая подлинность выражается в телесности так же, как в языке, поэтому тело можно рассматривать в качестве формы выражения глубинных оснований языка, а язык - в качестве телесной репрезентации подлинности.
Телесная основа языка может быть включена в обоснование жизнеспособности человеческих контактов. М. Мерло-Понти пишет, что, «тот, кто слушает, воспринимает мысль от самой речи» . Речь становится дополнительным участником межличностной коммуникации и фокусирует в себе ее интерактивные значения. Язык становится своеобразным медиатором субъективности, так как «учит сам себя и вкладывает свой смысл в сознание слушателя» [там же].
Как медиатор субъективности, язык демонстрирует ее различные телесные репрезентации. Например, тело человека не всегда входит в состав его представлений, так же, как и внешнее пространство, при перемещении тела в нем. Достаточно существования некоторого поля действия, «очерченного вокруг меня» . Точно также, слово не требует знания и произнесения, потому что человеку дано обладание артикуляцией, звуковой сущностью, и возможным способом «употребления тела» [там же].
Семантическое пространство телесности поддается описанию. Принцип описания несет в себе неклассический характер. Традиционно человека рассматривают как психофизического индивида, но при таком подходе следует учитывать неодномерность и неоднородность его природного состава. Считается, что человек имеет прямоходящее тело, речь и самый первый уровень бытия, состоящий в телесном субстрате. В этом случае телесность описывается как низший и внешний уровень субъективного бытия человека. Он укоренен в природу, но из его состава невозможно исключить смысловую направленность на иное, чем он сам. Тело невозможно исключить из человека. В этом парадоксальном случае дух «бродил бы по свету как бесплотный призрак» .
В двадцатом веке телесность как конструкция несводимая к природному субстрату, вызывает интерес таких философов, как А. Уайтхед, Г. Марсель, Ж.-П. Сартр, Х. Ортега-и- Гассет. Общим для них положением является то, что тело не может быть сведено только к физическому уровню, а должно быть описано в качестве интегративной субстанции, так как для него характерно как «расщепление», дефрагментация, так и соединение, собирание отдельных частей. Описание семантического пространства опирается на обзор тех процессов, которые сопровождают бытие телесной интегративной субстанции. Как считает В. Н. Волков, тело является «сложным антропо-культурным феноменом, высвечивающим несколько срезов человеческого бытия в мире» .
Телесность как сложный антропо-культурный феномен, включает в свое семантическое пространство направленность на взаимодействие двух и более людей. В этом взаимодействии раскрываются такие «срезы» как речь (высказывания), словесное воздействие, концептуальное значение этих слов, а также эмоциональная окраска, «экзистенциальная мимика» . Если выражение находит в слушателе внутренний отклик, оно оживляет и одушевляет значение и живет в «сердце текста», в «организме слов», представляется «новым органом чувств», открывающим опыту «новое измерение» [там же, c.239].
Новое измерение не может определяться в классических оппозициях. Оно представляет собой «третье» измерение, заложенное в основание нашего непосредственного опыта. М. Мерло-Понти связывает его с некоторым стилем бытия, в котором человек подхватывает какие-то веяния, производимые не операциями мышления, а «синхронной модуляцией моего существования, преобразованием моего бытия» .
Эта реальность формируется в феноменальном слое действительности с присущей ему условностью и относительностью. Как отмечает М. Мерло-Понти, феноменальный слой действительности обладает самостоятельностью, «"понимает" самое себя в некоем освоении», то есть в «чувственной конфигурации объекта или жеста» с той особенностью, которая исключает постоянство, как пространственно-ременную фиксацию. Условность проявляется в «невыразимости совпадения» включенного человеческого восприятия, когда нечто относительно знакомое получает новый способ выражения знакомый, и не знакомый одновременно. Феноменальная чувственная конфигурация может содержать как изобразительные, так и динамические моменты .
Структуру феноменального поля можно проиллюстрировать в рассмотрении семантического пространства, которое создается в отношениях психотерапевта и клиента. Психотерапевт достигает подлинности в своей работе с помощью экспрессивности, как способности выражать свои чувства и переживания, возникающие в данный момент. Эта подлинность принимает форму чувственной конфигурации объекта или жеста при прочувствовании выражаемых клиентом смыслов. Вне зависимости от того, осознается ли эта конфигуративность самим психотерапевтом, она оказывается целительной, как феноменальная конструкция психотерапевтических отношений. В феноменальном поле психотерапевт может проявлять разнообразные паттерны поведения, но при этом не допускать никакой искусственности.
Феноменальное поле создает условия для самовыражения психотерапевта при помощи следующих чувственных конфигураций: ненавязчивости (различения событий, происходящих в клиенте и самом психотерапевте); внутреннего самонаблюдения, идущей изнутри информации (прислушивания к самому себе); «незамутненной простоты» (ориентации на непосредственность получаемого опыта) .
Феноменальное поле проявляется через «телесные переживания». Это определенные структуры опыта, которые фокусируются не только на уровне психосоматики, но и «в ощущении ситуации, проблемы или определенного аспекта жизни человека» . Следовательно, семантическое пространство телесности складывается из особого типа деятельности - «фокусирование - это форма внимания, обращённого вовнутрь тела» и динамики изменений, имеющих свою логику [там же]. Появление образа требует адекватно выбранной словесной конструкции, которая означивала бы телесные переживания и способствовала рождению некоторого образа, имеющего символическую природу.
Исходя из этого, семантическое пространство телесности создается в непосредственном феноменальном межличностном контакте.
Концепт телесности был введен в научный оборот представителями постмодернистской философии. Введение этого концепта свидетельствует о пересмотре отношения науки к человеческой субъективности.
Ж. Лакан говорит об установлении «нового порядка наук», в котором ведущая роль отводится философской антропологии, создающей собственное феноменальное поле исследования человеческой субъективности. Прежде всего, это поле структурируется особым значением языка, не ограничивающегося лингвистическими конструкциями (фонемы, морфемы и т.д.), но раскрывающимся в его первичных свойствах, обладающих «математизированной формой» и включающих в свой состав экзистенциальные параметры, такие как «присутствие» и «отсутствие» .
Особое место в семантическом пространстве телесности занимает символ (греч. symbolon - признак, примета, пароль, эмблема) и его «инструментальный» характер, именуемый Ж. Лаканом «символической функцией» . Это тот способ, которым символ организует и реорганизует видимость, ощущаемость и переживаемость внутренней природы субъекта. Ж. Лакан утверждает, что символическая функция способна обнаруживать себя свойствами энергоинформационного обмена субъекта и среды. При этом, этот обмен осуществляется двойным движением: превращением действия (переходом переживания) в объект, а затем, возврат, «восстановление» действия (переживания) в качестве основания. Таким образом, происходит чередование действия и познания [там же]. Энергией является движение переживания, а информацией - его состав и содержание.
«Новый порядок наук», о котором говорит Ж. Лакан, основан на эмпирических построениях человеческого опыта и его измерениях. Один из путей построения этого порядка указал психоанализ как классический (З. Фрейд, К.Г. Юнг), так и неклассический (Ж. Лакан, Н. Шварц-Салант, Т. Огден). Наряду с теоретическими построениями исторической теории символа в новую научную действительность входят такие теоретико-эмпирические конструкции, как «интерсубъективная логика», «темпоральность субъекта», маркирующие феноменальное поле межличностных контактов. На их основе строится психотерапевтическая практика, в диапазонах которой апробируются параметры научного знания, где доминирует антропологическое значение самого понятия «наука» .
Изменяется представление о действительности, в которой центральным моментом картины мира поставлен человек. Например, «темпоральность» человеческого бытия противопоставляется «вещи», связываемой с отчужденным, бескачественным, подавляющим временем. Время становится экзистенциально ориентированным, относительным, не имеющим самодовлеющего основания - психологическое время, время жизни и время смерти и т.д.
Антропологическое значение понятия «наука» ведет к пересмотру типов рациональности, на которых она выстроена.
М. Мерло-Понти указывает на различия двух типов рациональности. Классическая рациональность основана на гипотезе постоянства, благодаря которой внутренний мир представлен независимыми и устойчивыми предметами, что отразилось в видении теоретической психологии, где отдельно изучаются такие «предметы» как психические процессы, свойства, отношения и т.д.
Неклассическая рациональность исходит из принципиально иной постановки вопроса, в которой видение внутреннего мира открывает феноменальное поле. М. Мерло- Понти предлагает очертить границы исследования поисками непосредственного (феноменального) опыта, с тем, чтобы иначе, чем в классической рациональности соотнести этот опыт с научным знанием и, следовательно, с психологической и философской рефлексией . Феноменальный слой действительности - это хрупкое и не имеющее однозначного определения образование. В нем язык обретает свою подлинность, не совпадающую с лингвистическими теориями языка.
В центре исследования помещаются феномены - сложносоставные образования, которые сознание распознает в действительности и, затем, создает многочисленные интерпретации. Насколько многомерен мир языка, настолько разнообразными могут быть интерпретации. В подходе к психологическим феноменам исследование (психологическая рефлексия) перестает быть конкретно предметным и «неизменно выходит за свои рамки», то есть формирует опыт, который в классической философии называется трансцендентальным.
Феномен проявляет свое своеобразие в объективном мире, которое исследователь вынужден признать. Феномен становится средством познания.
М. Мерло-Понти пишет, что через феномены «мы и познаем объективный мир» . В психологическом исследовании феномены «присовокупляются» к познаваемому объекту, а исследователь пытается понять, каким образом данный объект конституируется в психологической реальности, если способ его конституирования задается феноменом, как объективной целостностью человеческой природы. Отсюда выводится феномен телесности, который не поддается рациональному объяснению, но становится доступным в признании его феноменальной действительности.
Становится понятным термин «язык тела» или «тело как язык», обозначающий границы феноменальной реальности человека. В таком случае слова и речь перестают быть поверхностной аббревиатурой обозначения мысли или объекта и становятся «присутствием» самой мысли в пронзительно ощутимом мире. Они перестают быть облачением мысли, придают ей телесность и символизм.
Речь приобретает весомость, как утверждает М. Мерло-Понти: «преобладание гласных в одном языке, согласных в другом, словосочетания и синтаксис воспроизводят, должно быть, не произвольные конвенции для выражения одной и той же мысли, но различные способы, какими тело славит мир и, в конечном счете, живет им» . Она признается в качестве жеста, имеющего экзистенциальное значение, выраженное в принятии человеком собственной индивидуализированной позиции в мире феноменов, как значений, отражающих истинную природу глубины человеческой жизни .
В данном случае исследование предполагает погружение в язык и нахождение в проблемном поле владения языком. Здесь обнаруживается сходство с представлениями экзистенциализма о реальности человеческого существования - Dasein, которую М. Хайдеггер определяет как способ полагания человеком своего места в мире .
Для этого полагания необходимо погружение в язык. М. Мерло-Понти придает речевой способности статус «простого действительного существования "словесных образов"», под которыми он понимает «следы», оставленные в человеке «произнесенными или услышанными словами» . Они не относятся к знаниям, а являются достоянием опыта пребывания в коммуникации человека, как с другими людьми, так и с самим собой. Располагаясь в феноменальном слое действительности, они вписывают в эту действительность человеческое сознание. М. Мерло-Понти говорит, что не так уж важно их отношение к психике или к бессознательному. Он отмечает феноменальную ценность словесных образов, состоящую в значимости для опыта говорения как такового.
Акты говорения - это основополагающий феномен, послуживший началом выстраивания процессов психоаналитических процедур. Открыватель психоанализа З. Фрейд столкнулся с непроизвольностью и многомерностью человеческой речи. Натолкнувшись на это явление в практике психоанализа (случай Анны О.), З.Фрейд открыл новое для себя измерение - семантическое пространство, в котором совмещаются и образуют сцепление различные фрагменты человеческого существа. Исследование истерии обернулось другой стороной: в неудовлетворенности человека современной Фрейду цивилизацией, заключен и может быть подвергнут исследованию образный строй и первичный язык символов.
Семантическое пространство телесности открыто З. Фрейдом в качестве своеобразного способа верификации, который связан с «новым порядком наук». Словесная выраженность внутреннего содержания позволила сместить человеческое существо к центру самосознания, который, благодаря слову, не был умозрительным и надуманным кабинетными учеными, а вырисовывался на фоне картины обстоятельств конкретного момента, являющегося «плотью универсального» и, одновременно, выраженного телесностью в понимании М. Мерло-Понти.
В речи обнаруживается тайна человеческой субъективности, ее отношение с высокими ценностями. Ж. Лакан говорит, что в ней заключено даже человеческое прощение. Она полна недоговоренностей, снимая которые, можно выйти на более глубокие слои самой субъективности, пребывающие в ней несоответствия культурным и нравственным формам, но не лишающие ее подлинности в человеческом начале. Более глубокое проникновение в субъективность открывает символический слой: «иероглифы истерии, гербы фобии, лабиринты Zwangsneurosen, прелести бессилия, тайны внутреннего запрета, оракулы страха; говорящие гербы характера, печати самобичевания, маски извращения» . Опираясь на этот символический слой, психоаналитики осуществляют работу с человеческим сознанием в искусстве интерпретации.
Ж. Лакан указывает на особую подвижность феноменальных значений. Так В. Райх обозначает скрытый слой субъективности доспехами характера, а Ж. Лакан считает, что характер, это герб - символическое обозначение рода и один из архетипов, врастающих в человеческую субъективность.
Феноменальные значения имеют источником некоторый первичный язык, который Ж. Лакан называет языком желания . Древняя мифология и культура подтверждают, что семантическое пространство телесности выражается в безотчетности этих желаний. Единственным способом их контроля становится язык и, прежде всего, язык символов.
Проблема языка и речи актуализирует постановку вопроса о семантическом пространстве телесности, например, в ходе психоаналитической сессии. Неопсихоаналитики (Г. Салливанен, К. Хорни, Ф. Александер, Э. Фромм, Х. Хартман, М. Кляйн, Р. Фэрбэрн, Д.В. Винникотт, Х. Кохут) рассматривают личностные конфликты, как символические, в отношении которых возможны феноменальные средства согласования. Анализируемый может не идентифицировать себя как мыслящего субъекта, но постигать себя самого в качестве речи. Данное положение вещей вносит в аналитический процесс онтологические обстоятельства. Речь обладает статусом всеобщности, а слово - уникальной животворящей силой. Ж. Лакан отмечает, что слово вовсе не является простым знаком объектов и значений, так как оно живет в вещах, оно носитель значения . Он говорит о феноменологической значимости слова как животворящего агента, в котором воплощено наличие духовной человеческой силы: «Посредством слова, которое, собственно, уже и есть присутствие, созданное из отсутствия, отсутствие само, в тот начальный момент, постоянное воспроизведение которого различил в игре ребенка ге¬ний Фрейда, начинает именоваться. И вот из этой модулирован¬ной пары отсутствия и присутствия - которую, с таким же успехом, порождают начертанные на песке длинные и короткие штрихи китайских мантических «куа», - и ождается та вселен¬ная языкового смысла, в которой упорядочивается впоследствии вселенная вещей…. Именно мир слов и порождает мир вещей, поначалу смешанных в целом становя¬щегося «здесь и теперь»; порождает, сообщая их сущности свое конкретное бытие, а тому, что пребывает от века (χτήμα ές άεί) - свою вездесущность. Итак, человек говорит, но говорит он благодаря символу, который его человеком сделал» . Внутри слова осуществляется отдельная работа встраивания человека в мир, когда действие «модулированной пары присутствия и отсутствия» создает порядок внутреннего мира человека с откликом на каждое воздействие внешнего мира с присущими этому встраиванию результатами: «Ибо функция языка не информировать, а вызывать представления» .
Это означает, что слово передает не готовую речь, а осуществляет ее в непосредственном (феноменальном), акте говорения. Следовательно, феномен телесности осуществляется при посредничестве слова, как живого движения всего человеческого существа. В этом состоит успех психоанализа и других направлений гуманистической терапии, делающих акцент на словесном проговаривании конфликтов и их действенной символизации.
По словам М. Мерло-Понти «существует подхватывание мысли другого с опорой на речь, рефлексия в другом, способность мыслить согласно другому, обогащающая наши собственные мысли…Всякий язык в итоге учит сам себя и вкладывает свой смысл в сознание слушателя» .
В исследовании телесности язык должен быть специально организован. Именно этому служит термин «семантическое пространство». В этом пространстве два человека вступают в контакт, подхватыванием мыслей с опорой на речь, но также и на жест, и объединение мысли и жеста является средством воздействия одного человека на другого. Семантическое пространство позволяет осуществлять процедуру рефлексии в другом, и этим обогащать собственные мысли.
Вместе с тем, язык не может быть сведен только к внутренним актам рефлексии. Это явление, согласно теории относительности, одновременно внутреннее и внешнее. Его специальная организация исходит не из того, что слово является знаком и объектом значения, а из его «жизни» в вещах, как носителя значения. Человеческая субъективность, сохраняя свою тайну, является в языке, осуществляется в нем и «живет в речи .
Носителями человеческой субъективности являются также тысячи символов, относящихся к человеческому телу, к отношениям родства, жизни, смерти, человеческим взаимоотношениям и многому другому.
В заключении следует сформулировать понимание семантического пространства телесности на том уровне доступности, который определился благодаря исследованной литературе.
Телесность как категория выделяется в философии языка в силу невозможности и, вместе с тем, потребности в выражении человеческой подлинности. Язык признается своеобразным медиатором субъективности, при помощи которого можно найти способы выражения субстанций, несводимых к физическому и природному субстрату. Телесность понимается, как антропо-культурный феномен, который невозможно выразить средствами классической рациональности.
Семантическое пространство телесности обретает свое выражение благодаря учениям феноменологии, в частности М. Мерло-Понти, открывшим возможность структурирования феноменального поля. Его идеи близки эмпирическим находкам психотерапии, в частности, они связаны с историей и реконструкцией этого феноменального поля неопсихоаналитиками (Ж. Лакан, Н. Шварц-Салант и т.д.).
Телесность выражается не только в семантике феноменальных значений, но получает язык, на котором тело может восприниматься, как символические конструкции, обладающие экзистенциальным значением, уникальными способами действования и воздействия на окружающих.
Библиографический список
1. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия (1945) [текст] / М. Мерло-онти // Пер. с фр. Под ред. И.С. Вдовиной, С.Л. Фокина. - СПб.: Ювента, Наука, 1999. - 603 с.
2. Ортега-и-Гассет Х. Человек и люди [Текст] / Х. Ортега-и-Гассет // Избранные труды. - М.: Весь мир, 1997. - 704 с., с. 484 - 492.
3. Волков В.Н. Онтология личности [Текст] / В.Н. Волков//. - Иваново: Ивановский государственный университет, 2001. - 378 с.
4. Психологическое консультирование и психотерапия. Хрестоматия. Т.1.Теория и методология [Текст] /Под редакцией канд. психол. Наук А.Б. Фенько, Н.С. Игнатьевой, М.Ю. Локтева. - М.,1999. - 288 с.
5. Джендлин Ю. Фокусирование: Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями [Текст] /Ю. Джендлин// Пер. с англ. А.С. Ригина. - М.: Независимая фирма «Класс», 2000. - 448 с.
6. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе [Текст] / Ж. Лакан //. - М.: Гнозис, 1995. - 101 с.
7. Хайдегер М. - Бытие и время [Текст] / М. Хайдеггер//. - М.: Ad. Marginen, 1997. - 451 c.
Н.В. Малахова, 2009 г.
: ИССЛЕДОВАНИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ
В. Ф. ПЕТРЕНКО
В задачу психосемантики входит реконструкция индивидуальной системы значений, через призму которой происходит восприятие субъектом мира, других, самого себя. Термин «психосемантика» заимствован нами у Ч. Парфетти и использован для обозначения области исследования, возникающей да стыке психолингвистики и психологии восприятия и исследований индивидуального сознания. А. Н. Леонтьев вводит понятие об особом «пятом квазиизмерении, в котором открывается человеку объективный мир. Это - «смысловое поле», «система значений» .
Понятие «значения» является одним из основных понятий теоретического аппарата советской психологии. Существует несколько подходов к разработке этой проблемы. Один из них был задан Л. С. Выготским в представлении о знаковой опосредствованности высших психических процессов. Практически в любом разделе психологической науки исследователи так или иначе затрагивают проблемы, связанные с усвоением значения и его функционированием. Системный анализ человеческого сознания, исследование мышления и речи необходимо требуют; по мысли Л. С. Выготского, изучения этой единицы сознания, являющейся узлом, связующим общение и обобщение. Как подчеркивал Выготский, анализ значения требует разработки семантических методов. «Метод исследования интересующей нас проблемы не может быть иным, чем метод семантического анализа, метод анализа смысловой стороны речи, метод изучения словесных значений» .
В теории А. Н. Леонтьева индивидуальное сознание рассматривается как система значений, данных в единстве с другими образующими: чувственной тканью и личностным смыслом. При этом значение, личностный смысл и чувственная ткань понимаются не как самостоятельные единицы, а как образующие - предельные абстракции различных аспектов некоторой целостности - индивидуального значения. Под психологической структурой значения понимается система соотнесения и противопоставления слов в процессе их употребления в речевой и познавательной деятельности (А. А. Леонтьев ). Такое определение подчеркивает процессуальный характер значения, понимаемого как «движение от мысли к слову».
Значения в сознании каждого отдельного индивида записаны как правила их порождения , . Иерархизированный набор наиболее глобальных категорий, определяющих построение и содержание значения, мы будем называть категориальной структурой индивидуального сознания.
Являясь средством сознания, категориальные структуры сами как таковые могут не осознаваться, и их неотрефлексированное, «ненаучное» содержание отражает структуру «наивного», «обыденного», «житейского» сознания.
В теории А. Н. Леонтьева подчеркивается двойственная природа значения. С одной стороны, значение выступает как единица общественного сознания, с другой - как образующая индивидуального сознания. Представление о значении как о единице общественного сознания, кристаллизующей совокупный общественный опыт, относится в первую очередь к его развитым
понятийным формам, к формам фиксации общечеловеческих знаний. Но общественное сознание, как и индивидуальное, гетерогенно, и, наряду с научным знанием, в нем содержатся и житейские представления, социальные стереотипы, характеризующиеся той или иной степенью истинности, и даже суеверия и предрассудки. Последние также передаются из поколения в поколение и отражают определенные исторические национально-культурные формы общественного сознания. Наконец, определенные формы деятельности небольших социальных групп порождают свои специфические, только им присущие «фигуры» сознания людей, реализующих эту деятельность. Так, работники отдела кадров и руководящие работники, тренер спортивной команды, отбирающий игроков, и следователь, ведущий дознание, официанты и шоферы такси - все они обладают своей системой значений, организующихся в «эталоны» и «стереотипы» , образующих категориальную сетку, сквозь призму которой они выделяют в ситуации, в другом человеке значимые для их деятельности признаки. Причем эта система значений не обязательно может быть эксплицирована в словесных понятиях, но может быть задана в системе образов, правил поведения. С другой стороны, в системе представлений каждого индивида есть специфические, присущие сугубо только ему составляющие, обусловленные его индивидуальным опытом. Например, образы «хорошего родителя», «идеального мужа или жены» формируются через непосредственное подражание, усвоение опыта родительской семьи, из прочитанных книг, через каналы массовых коммуникаций (кино, телевидение и т. д.) и обусловливают формирование нравственных элементов, «идеальных мерок», с которыми индивид подходит к оценке себя или других, и в конечном счете обусловливают организацию его жизни, а через нее определяют его личность. Понятия чести, долга и другие этические категории также имеют свою когнитивную представленность. И, наконец, самосознание индивида, осознание им жизненных целей и мотивов, осознание характера его отношений с другими людьми, очевидно, так же входит в тот интегральный уровень регуляции индивида, который называют личностью. Выделение таких категориальных структур, опосредующих восприятие и осознание субъектом различных содержательных сфер деятельности,- структур «обыденного» сознания - необходимая задача, так как воспитание, обучение или перевоспитание направлены не на абстрактную человеческую особь, а на реальных, конкретных людей, обладающих индивидуальным опытом, своим «видением» мира. Реконструировать этот опыт - задача исследований данного цикла. В широком смысле слова это область исследований гностических компонентов общения , включающая проблемы когнитивного стиля , , характер приписывания причин поступков - «каузальная атрибуция» _, , приписывание внешней или внутренней детерминации событий - «локус контроля» .
Акцент в настоящей работе сделан на разработке новых методических средств семантического анализа, и в первую очередь на построении субъективных семантических пространств, являющихся не только языком описания, но и модельным представлением категориальной структуры индивидуального сознания в различных содержательных областях.
ПРИНЦИП ДЕЯТЕЛЬНОСТНОГО
ОПОСРЕДСТВОВАНИЯ
В СЕМАНТИЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ
ЗНАЧЕНИЯ
Современная трактовка «значения» базируется на представлении о нем как о сложной многокомпонентной структуре, состоящей из более дробных, чем значение, единиц - семантических признаков, семантических множителей, «атомов смысла» и т. д. (см. работы Л. Ельмслева, 1960; Б. Потье, 1965; А. Греймаса, 1964; В. Г. Гака, 1971; Ю. Д. Апресяна, 1974). В отличие от традиционного лингвистического подхода, ориентированного на работу с текстами, психосемантические методы позволяют исследовать значения непосредственно в речевой деятельности конкретного субъекта, так сказать, в «режиме употребления».
Являясь формой обобщения, значение выступает одновременно оператором классификации, упорядочивающим объекты, события окружающей действительности. И семантические компоненты, определяющие основания такой классификации, могут выть выделены в ряде процедур, выступающих в виде особым образом организованной деятельности испытуемых. Такими процедурами являются, например, оценка себя или другого с помощью специально отобранных или предложенных испытуемым шкал, классификация объектов, понятий по заданному основанию, решение коммуникативных задач, организация диалога с помощью искусственно заданных средств (поговорок и т. п.), триадический выбор персонажей (по Келли), поиск синонимов и антонимов к стимулу, ассоциации и т. д.
Различные методики, применяемые в экспериментальной семантике, являются искусственно построенными деятельностями, моделирующими какие-либо реальные формы речемыслительной деятельности и позволяющими выявить различные аспекты функционирования и организации значения.
В рамках психосемантического подхода семантические компоненты рассматриваются как функциональные, а не морфологические единицы. (Последнее неизбежно ведет к появлению новой формы атомарной, «мозаичной» психологии.) Характер выделяемых семантических единиц зависит от экспериментального материала, позволяющего реализовываться тем или иным отношениям, оппозициям, от мотивации испытуемого, от инструкции экспериментатора и самоинструкции испытуемого, определяющих имманентно уровень категоризации.
СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРОСТРАНСТВА - ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК
ПСИХОСЕМАНТИКИ
Основным методом экспериментальной психосемантики является метод реконструкции субъективных семантических пространств. Семантическим пространством называется пространство определенным образом организованных признаков, описывающих и дифференцирующих объекты (значения) некоторой содержательной области. При этом выделяется некоторое правило группировки отдельных признаков (дескрипторов) в более емкие категории, которые и являются исходным алфавитом этого редуцированного языка - семантического пространства. Под это определение подпадают, например, процедуры контент-анализа или информационно-поисковые языки, применяемые в информатике для формализации и упорядочивания информации в больших информационных массивах, как, например, формализованной записи содержания книг и упорядочиваний их по различным тематическим разделам в библиотечном деле. В более узком смысле этого слова семантическим пространством называется такое пространство признаков, для которого правила объединения отдельных признаков-дескрипторов заданы статистическими процедурами. Термин «субъективные» семантические пространства призван подчеркнуть специфику их построения, связанную с проведением психолингвистического эксперимента на отдельном испытуемом и реконструкцией его индивидуальной системы значений, которая может значительно отличаться от «объективно»-языковой системы значений общественного сознания.
В качестве примера наиболее известного и простого варианта семантического пространства можно привести методику семантического дифференциала (СД) Ч. Осгуда . Эта методика была разработана в 1952 году в ходе исследования механизмов синестезии группой американских исследователей во главе с Ч. Осгудом. В методике семантического дифференциала измеряемые объекты (понятия, изображения, отдельные персонажи и т. п.) оцениваются по ряду биполярных градуальных шкал, полюса которых заданы с помощью вербальных антонимов. Оказалось, что оценки понятий по отдельным шкалам коррелируют друг с другом, и с помощью факторного анализа удалось выделить пучки таких высококоррелирующих шкал и сгруппировать их в факторы. С содержательной стороны фактор можно рассматривать как смысловой инвариант содержания шкал, входящих в пучок корреляций. Название фактору дается,
как правило, по имени одного из антонимов шкалы, имеющей максимальную нагрузку по этому фактору. Совокупность таких независимых факторов образует структуру семантического пространства, и содержание каждого из анализируемых значений можно представить как многочлен, состоящий из категорий-факторов, данных с различными коэффициентами веса. При геометрическом представлении семантического пространства категории-факторы выступают координатными осями такого n -мерного семантического пространства (где мерность пространства определяется числом независимых, некоррелирующих факторов), а значения анализируемой содержательной области задаются как координатные точки (или вектора) внутри этого пространства.
Математически построение семантического пространства является переходом от базиса большой размерности (признаков, заданных шкалами) к базису меньшей размерности (категориям-факторам). Семантически категории-факторы являются более грубым метаязыком описания значений, поэтому семантические пространства позволяют разложить значения на фиксированный алфавит категорий-факторов, т. е. проводить семантический анализ этих значений, выносить суждения об их сходстве и различии, вычислять семантические расстояния соответствующих значений путем вычисления расстояния между соответствующими координатными точками внутри n -мерного пространства.
В исследовании Ч. Осгуда, включавшем построение семантического пространства на базе шкалирования понятий из различных содержательных областей, таким пространством оказалось декартово трехмерное пространство, где его координатные оси образовывали выделенные в факторном анализе ортогональные факторы: «оценка», «сила», «активность», т. е. множество всех анализируемых значений представляется в этом пространстве как сочетание с различными коэффициентами веса этих трех составляющих.
Осгуд в своих исследованиях использовал для построения семантического пространства шкалы, образованные на базе наиболее частотных прилагательных-антонимов. Но большинство высокочастотных прилагательных являются оценочными, и наличие мощной группировки шкал по фактору «оценка» не позволяло выделить в статистических процедурах факторного анализа других факторов, (кроме «силы» и «активности»), более слабых, чем «оценка». Используя более широкий по содержанию набор шкал и более широкий круг понятий, чем в классических осгудовских работах, удается расширить универсальное семантическое пространство и наряду с факторами «оценки», «силы» и «активности» выделить такие факторы, как «плотность», «упорядоченность», «реальность» и «обычность» или «частота встречаемости» , . Очевидно, уменьшая при подборе шкал мощность ведущих факторов, можно выделить дополнительные факторы «универсального» семантического пространства, т. е. пространства, отражающего основания классификации лексики из самых разных семантических областей. Построение СД на базе отдельных семантических классов - частных семантических пространств - продемонстрировало возможность трансформации семантического пространства, по явления новых факторов. Например, при шкалировании политических понятий было обнаружено, что три обычно независимых фактора («оценка», «сила», «активность») стали коррелировать и слились в один, который можно описать как «доброжелательный динамизм» в оппозиции к «злобному бессилию». В исследовании тезауруса личности при шкалировании таких понятий, как «близкий друг», «я», «родители», «мое сокровенное я» и др., были выделены восемь факторов, причем три фактора соответствовали трем классическим осгудовским факторам, но в новых условиях интерпретировались как «моральность», «твердость», «возбудимость», а пять других интерпретировались как «рациональность», «уникальность», «дружелюбие», «гордость», «определенность». Экман , используя аналогичную процедуру для исследования семантической структуры понятий шведского языка, обозначающих эмоциональные
состояния, выделил девять однополюсных факторов и т. д.
Построение таких более дифференцированных пространств позволяет провести и более тонкий семантический анализ, а сами факторные структуры могут интерпретироваться как категориальная сетка данных понятийных классов. Значение при этом понимании задается как пересечение категорий. Подчеркнем, что речь идет об индивидуальном значении, о категориальной сетке «наивного» сознания. Так, например, выделенные в тезарусе личности Осгуда категории не являются научными категориями теории личности, речь идет скорее о категориях «житейского» сознания, сквозь призму которых мы воспринимаем других и самих себя.
В то время как классический универсальный СД отражает глобальные эмоционально-оценочные формы классификации, факторные структуры частных семантических дифференциалов представляют более узкие основания для классификации скорее когнитивного характера и отражают «имплицитную семантическую теорию личности по поводу объекта, т. е. категоризацию» .
Одной из разновидностей частных семантических пространств являются так называемые семантические личностные дифференциалы, специально ориентированные на оценку личностных качеств себя и другого.
На материале русского языка построение семантического личностного дифференциала осуществлялось в двух вариантах: в форме репертуарного варианта личностного дифференциала, проведенного А. Г. Шмелевым, где шкалируемые персонажи задавались через репертуарные позиции Дж. Келли (например, «мужчина старшего возраста, к которому вы хорошо относитесь»), и на базе шкалирования портретных изображений, проведенного нами. В проведенном нами исследовании по построению личностного семантического дифференциала семантическое пространство строилось на базе шкалируемых испытуемыми 20 мужских портретных изображений современников по 50 униполярным шкалам, заданным личностными прилагательными. Мерой семантического сходства шкал выступало сходство оценок, данных портретам по этим шкалам. Полученная таким образом матрица сходства шкал 50×50, раздельно для мужской и женской выборок, подвергалась процедуре факторного анализа. Выделенные факторы позволяют сгруппировать личностные качества в более емкие категории-факторы, получить оценку каждого портрета по этим суммарным качествам. Для мужской выборки было выделено 7 значимых факторов, получивших следующую интерпретацию: «моральность» (честный, добрый и т. д.- лицемерный, порочный и т. д.), «открытость» (открытый, простодушный - проницательный, хитрый), «сила, твердость» (сильный, мрачный - робкий, малодушный); «общительность» (общительный, беспечный - скучный, сухой); следующий однополюсный фактор условно назван нами фактором «акцентуированности я» (капризный, вспыльчивый, гордый, самоуверенный), последующий, также однополюсный, фактор можно назвать «уравновешенностью» (спокойный, черствый, интеллигентный, твердый); наконец, последний, седьмой фактор отражает, очевидно, социально значимые аспекты динамики поведения человека и связан с его социальной активностью (решительный, благородный - ленивый, конформный). Интересно отметить довольно значительные различия в организации семантических пространств и соответственно в категоризации мужских портретов у испытуемых женской и мужской выборок. Так, например, если наиболее мощным фактором, дающим большой вклад в общую дисперсию, у мужчин оказались факторы, связанные с возможностью общения, совместной деятельностью: «моральность» и «открытость-закрытость», то у женщин ведущим основанием категоризации оказался фактор «силы», занимающий в мужской выборке третье место, и вся логика группировки личностных качеств в категории-факторы в большей мере была обусловлена характерологическими, эмоционально-волевыми особенностями изображенных персонажей.
Дальнейшая адаптация методики личностного СД должна, очевидно, идти по линии построения семантических
пространств для различных социальных популяций. В этой своей функции СД может быть использован как инструмент исследования форм массового сознания. С его помощью могут быть реконструированы представления широких групп населения об определенных социально значимых или пользующихся популярностью личностях, например об известном спортсмене, певце-исполнителе или персонаже многосерийного телефильма. Личностный СД может найти широкое применение в исследованиях форм массовой коммуникации.
Метод СД является частной разновидностью способа построения семантических пространств. Как отмечает сам Осгуд, он является в основном комбинацией метода контролируемых ассоциаций и процедур шкалирования с последующей обработкой данных с помощью факторного анализа. Возможный диапазон способов построения семантических пространств гораздо шире и связан с комбинацией способов установления семантических связей значения со способами математической обработки.
ПРОЦЕДУРА ПОСТРОЕНИЯ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА
Вслед за Дж. Миллером мы выделяем три последовательных этапа в построении семантического пространства:
1. Первый этап связан с выделением содержательных (семантических) связей анализируемых объектов. В экспериментальной семантике в качестве методик выделения семантических связей используются: ассоциативный эксперимент, где мерой семантической связи пары объектов является сходство дистрибуций их ассоциаций ; субъективное шкалирование, где испытуемые выносят суждение о сходстве каждой пары объектов по некоторой градуальной шкале, содержание которой не задано, т. е. испытуемый сам домысливает основания классификации , ; семантический дифференциал, где мерой сходства объектов является сходство их оценок данных по биполярным, градуальным шкалам, содержащим в качестве полюсов прилагательные-антонимы , ; методика сортировки, где семантическое сходство пары объектов пропорционально количеству объединений их в общие классы при процедуре классификации , ; условнорефлек-торные методики, где семантические связи устанавливаются на основе генерализации выработанного условного рефлекса - его переноса с одного объекта на другой, с ним семантически связанный , , и т. д. Продуктом первого этапа является построение матрицы сходства (расстояний) анализируемых объектов. За счет своей избыточности матрица фактически содержит внутреннюю структуру семантического пространства. Выделить ее - задача второго этапа.
2. Второй этап исследования включает математическую обработку исход ной матрицы сходства с целью выделения тех универсумов, которые лежат в ее основе. В качестве математического аппарата, как правило, используются разновидности факторного анализа , многомерное шкалирование , кластерный анализ и т. п.
Этап математической обработки не порождает «новое содержание», а позволяет представить исходные данные в компактной, хорошо структурированной форме.
3. Третий этап построения семантического пространства связан с интерпретацией выделенных структур. Интерпретация выделенных факторов (кластеров) осуществляется на основе поиска смысловых инвариантов, объединяющих объекты, сгруппированные в данный фактор или кластер. Для формулировки гипотезы о содержании факторов привлекаются компетентные эксперты (метод независимых судей), для облегчения интерпретации вводятся в исходный набор эталонные объекты и т. д.
ПРИНЦИП ОПЕРАЦИОНАЛЬНОЙ АНАЛОГИИ
МЕЖДУ ПАРАМЕТРАМИ СУБЪЕКТИВНОГО СЕМАНТИЧЕСКОГО
ПРОСТРАНСТВА И КАТЕГОРИАЛЬНОЙ СТРУКТУРОЙ
ИНДИВИДУАЛЬНОГО
СОЗНАНИЯ
Поскольку в рамках аппарата семантических пространств значения (объектов, понятий, шкал и т. д.) задаются
как пересечения координатных проекций на оси семантического пространства, последнее можно рассматривать как операциональный аналог категориальной структуры индивидуального сознания. При этом отдельные параметры семантического пространства соответствуют определенным аспектам когнитивной организации индивидуального сознания.
Так, размерность пространства (число независимых факторов-категорий) соответствует когнитивной сложности сознания субъекта в данной содержательной области. Например, в нашей работе исследовалась когнитивная сложность ребенка в области социальной перцепции. Строилось семантическое пространство - «сказочный дифференциал» - на базе шкалирования детьми (5-8-летнего возраста) сказочных персонажей (Буратино, Чипполино, Карлсон и т. п.) по шкалам, образованным личностными прилагательными (хороший - плохой, аккуратный - неряха, смелый - трусливый и т. д.). Отдельные шкалы при оценке героев коррелируют. И если для самых маленьких испытуемых имеется тенденция «склеивания» различных шкал в оценочный фактор, если герой «плохой», то он и «трусливый», и «неряха», и «хитрый», и т. д., то для более старших детей происходит дифференциация в осознании признаков - герой может быть «плохой», но «смелый» и т. д., т. е. происходит увеличение размерности семантического пространства - числа независимых факторов. Размерность пространства определялась числом собственных чисел ковариационной матрицы, достоверно отличавшихся друг от друга. (Достоверность определялась по критерию χ 2 - см. .)
Важным качественным показателем организации семантического пространства является само содержание выделенных факторов, которое может быть в рамках одной содержательной области различным для разных испытуемых. Семантическое пространство, построенное на базе оценок объектов конкретной содержательной области, оказывается производным от знания субъектом данной содержательной области, от его «имплицитной теории» данной области. Значения являются одновременно операторами классификации. И проявиться в психолингвистическом эксперименте и отобразиться затем в виде факторов-координат семантического пространства могут только те основания классификации, которые присущи самому субъекту. Например, в семантическом пространстве дифференциации видов животных вряд ли проявится фактор «съедобности - несъедобности» для вегетарианца или фактор «политические убеждения» в дифференциации людей у маленького ребенка. Содержание факторов семантического пространства, конкретной предметной области, таким образом, отражает ведущие основания классификации предметной и социальной действительности, принятой в определенной культуре и усвоенной данным конкретным индивидом.
Другим показателем когнитивной организации индивидуального сознания является так называемая «перцептуальная» (различительная) сила признака , , . Субъективно более значимые основания категоризации дают и больший вклад в общую вариантность оценок объектов (вклад в общую дисперсию) и соответствующие им факторы - координатные оси семантического пространства более сильно поляризуют анализирующие объекты.
Наконец, показателем содержательных связей между категориями индивидуального сознания являются интеркорреляции выделенных факторов. Например, в проведенной под нашим руководством дипломной работе А. П. Коняевой (1980) исследовалась аттрибуция (приписывание) тех или иных поступков женщинам, чьи портретные фотографии предъявлялись испытуемым. Для мужской выборки испытуемых фактор «альтруизма» оказался коррелирующим с фактором «визуального предпочтения», т. е. более красивым женщинам приписывались и более благовидные поступки. Нравственная и физическая красота в сознании наших испытуемых оказались взаимосвязанными.
Построение семантических пространств реализует две задачи: координатные оси, образующие «скелет» семантического пространства, выступают операциональным аналогом категориальной
структуры индивидуального сознания; размещение же в семантическом пространстве анализируемых значений позволяет реконструировать семантический состав значений как единиц индивидуального сознания. В случае, когда объединение признаков описания в факторы происходит по их коннотативным основаниям, размещение значений в таком пространстве отражает их коннотативные значения- значения, в которых отражение и отношение слиты, те значения, личностный смысл которых и их чувственная ткань находятся в нерасчлененном единстве. Такие пространства характеризуют личностные смыслы индивида и применяются при исследовании социальных установок, стереотипов и т. д.
ИССЛЕДОВАНИЯ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ОБРАЗНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ
Исследование невербальной коммуникации, семантический анализ пиктограмм и рисунков испытуемых, семантический анализ визуальных проективных техник (пятна Роршаха, ТАТ и т. д.) необходимо требуют исследований взаимосвязи «значение - образ». Подчеркивая ведущую роль языка как носителя общественного опыта, А. Н. Леонтьев тем не менее отмечает возможность фиксации значений не только в форме понятий, но и в форме «умения как обобщенного образа действия», «нормы поведения» и т. д. . Близкие мысли высказывают Н. И. Жинкин , М. В. Гамезо, Б. Ф. Ломов, Рубахин . Дж, Брунер выделяет три формы семантической репрезентации: через образ, действие (в том числе и поведение) и через, знаковую (т. е. вербальную) форму.
Таким образом, в принципе возможно построение семантических пространств, т. е. определение семантической структуры, для всех трех форм репрезентации, хотя исследования в настоящее время затрагивают только две последние, и в особенности вербально-знаковую. В наших исследованиях ставилась задача изучения различных форм существования значения в индивидуальном сознании. Так, на материале рисунков Чюрлениса было построено невербальное семантическое пространство, координаты которого, выделенные с помощью факторного анализа, отражали устойчивую систему отношений, т. е. некоторую парадигматику «языка образов» . Была показана идентичность структуры образной репрезентации у разных испытуемых, единство и вербальной, и образной семантики на уровне глубинных структур. Эти результаты вплотную приводят к проблеме генетических корней вербального сознания. Демонстрация устойчивости системы отношений в рамках образного материала доказывает возможность существования невербальных значений, заданных непосредственно в образном плане, а применение разработанной экспериментальной парадигмы, минующей средства вербального опосредствования (субъективное шкалирование, техника «параллельной полярности», методы сортировки), открывает возможности исследования категориальной структуры индивидуального сознания при восприятии живописи, портретов, человеческого лица.
Так же как неоднородны семантические составляющие вербального значения (включающие архисемы, отражающие общий родовой признак класса объектов; дифференциальные семы, конкретизирующие содержание до определенного значения; ассоциативные семы, отражающие второстепенные, латентные признаки, актуализируемые при метафорическом переносе и т. п. (см. [Ю]), семантическая структура образной репрезентации оказывается внутренне неоднородной. В наших экспериментах по семантическому анализу рисунков-эмблем, проведенному с помощью кластер-анализа, было показано, что на различных уровнях классификационного дерева выделяются различные основания классификации и соответственно различные семантические компоненты значений изображений . Такими основаниями классификации явились коннотативные, функционально-композиционные и графические особенности эмблем. Наличие многоплановой иерархической организации материала говорит о существовании различных уровней в значении изображений. Эти уровни выстраиваются последовательно, воспроизводя
известную логику конкретизации содержания изображений.
ИССЛЕДОВАНИЯ
АКТУАЛЬНОЙ ДИНАМИКИ
СУБЪЕКТИВНЫХ СЕМАНТИЧЕСКИХ
СИСТЕМ
Исследование динамики семантических систем необходимо как для изучения познавательных процессов, так и для раскрытия мотивационной динамики личности, включающей процессы опредмечивания потребностей, символизации неосознанных влечений, предметной категоризации мотивов. Типичным экспериментальным приемом исследования динамики является фиксация структурных образований во временных срезах исследуемого процесса. Так, в наших экспериментах по формированию искусственных понятий с помощью процедур биполярного шкалирования и методики «семантического радикала» А. Р. Лурии, О. С. Виноградовой проводились семантические «срезы» процесса формирования. Было выявлено наличие различных осознаваемых и неосознаваемых пластов семантической обработки в процессах категоризации, описана возможность формирования обобщений на неосознаваемых уровнях семантической организации .
В ряде экспериментов с использованием процедур редукции поля зрения, псевдоскопической трансформации визуального образа , тахистоскопического предъявления изображений с последовательным увеличением времени экспозиции исследовалась динамика означивания и осознания входе перцептивной деятельности по построению образа. Вслед за работами , было продемонстрировано, что процесс семантической организации признаков подчиняется принципу правдоподобия, следует «логике предметных норм». С другой стороны, уже актуализированные категории, значения также оказывают обратное воздействие на динамику переозначивания целостного образа, которое может отставать от процесса адекватного осознания его признаков .
Тем не менее возможность применения техники семантических «срезов» в ходе исследуемого процесса восприятия, мышления, социальной перцепции или становления стереотипа ограничена как временными рамками протекания процесса, так и возможностью влияний самих измерений на ход процесса.
Экспериментальным приемом исследования динамики, открывающим, по нашему мнению, широкие возможности, является построение семантических пространств, отражающих семантическую организацию различных уровней категоризации, и исследование содержательно-интерпретационных и корреляционных связей между факторами-координатами осей, пространств в предположении генетической взаимосвязи этих пространств , .
Под уровнями понимаются чисто функциональные, а не морфологические образования, взаимопереходящие друг в друга и определяемые характером, степенью обобщенности признаков, на основе которых производится категоризация. Так, наиболее простым (глубинным) оказывается уровень обобщения на основе механизмов синестезии. Этот уровень категоризации является инвариантным, универсальным для всего человечества . Исследование синестезии у слепоглухих (дипломная работа Кима Черсу, 1977, рук. Петренко), показавшее сохранность у них синтетических обобщений, иллюстрирует принцип амодальности чувственной основы «образа мира» , . В пользу этого положения говорят и наши данные о совпадении вербальных и образных семантических структур на уровне глубинной семантики. Функциональными единицами этого уровня, по-видимому, являются коннотативные значения. Значения на этом уровне погружены в чувственную ткань, существующую в специальной форме эмоционально насыщенной и нежестко структурированной образности, не несущей в себе завершенной предметности.
Процесс актуального порождения значения можно представить как последовательную развертку плана содержания, осуществляемую в движении от эмоционально-образных форм отражения к опосредствованным значениями (т. е. культурой) уровням предметной (категориальной) расчлененности
мира и включающую наполнение содержанием на каждом уровне порождения. На языке модельного представления с помощью семантических пространств этот процесс выступает как последовательная развертка-расщепление небольшого числа семантически расплывчатых коннотативных факторов в пучки семантически более узких, конкретных, отражающих предметный (денотативный) уровень характеристики факторов. Степень, характер расчлененности более развитых, опосредствованных общественными значениями уровней категоризации оказываются производными от знания субъектом данной содержательной области. И соответственно размерность семантического пространства, построенного для некоторой конкретной содержательной области, мощность и содержание факторов, их интеркорреляции оказываются производными от знания субъектом данной содержательной области, от его субъективной системы категоризации, его имманентной «теории» данной содержательной области, т. е. семантические пространства несут дифференциально психологические признаки.
Очевидно, научение в какой-либо области способствует переходу при категоризации объектов от семантически простых коннотативных пространств к семантически более расчлененным предметно-категориальным. С другой стороны, в проведенной под нашим руководством дипломной работе В. В. Кучеренко (1978) было показано, что эмоции способны влиять на характер категоризации и введение аффективной окраски исследуемых объектов приводит к уплощению, семантического пространства (уменьшению его размерности), к переходу от предметно-категориальной организации к коннотативным факторам. Таким образом, можно предположить, что функция эмоций в регуляции познавательной деятельности состоит в изменении форм категоризации.
Приведенные рассуждения позволяют представить образ семантического пространства как «дышащего», «пульсирующего», размерность которого зависит от реализации задачи, стоящей перед субъектом и требующей различной глубины проникновения в объект, и соответственно актуализации значения того или иного уровня категоризации.
ПСИХОСЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОДХОД
К ИССЛЕДОВАНИЮ ЛИЧНОСТИ
(ПРИНЦИП «ПОЛУПРОНИЦАЕМОСТИ»
СОЗНАНИЯ)
Методологическим основанием психосемантического подхода к изучению личности через изучение индивидуального сознания является положение о пристрастном характере психического отражения в целом и сознания как высшей формы отражения на уровне человека . Взаимосвязь отражения действительности и отношения к ней исследовалась нами на примере восприятия художественного фильма («Сталкер», режиссер Тарковский, см. ). Оценка фильма по специально построенному варианту СД давала высокую корреляцию с количеством личностных конструктов (методика Келли), использованных испытуемыми при дифференциации образов киногероев. Когнитивная сложность восприятия произведения искусства и отношение к этому произведению оказываются взаимозависимыми. Эксперимент выступает наглядной иллюстрацией принципа «единства» аффекта и интеллекта.
Особенность психосемантического подхода к исследованию личности связана со спецификой интерпретации выделяемых факторных структур при исследовании индивидуальных различий. Если в ранних работах в этой области объектом семантического анализа, как правило, выступали «среднегрупповые» данные, то в настоящее время появляется все больше работ, посвященных индивидуальным различиям, выделяемым с помощью аппарата семантических пространств. При этом возникают дополнительные сложности в звене интерпретации, которые мы попытаемся рассмотреть на примере одной из наших работ . В этом исследовании изучались категориальные структуры индивидуального сознания испытуемых-студентов, опосредствующие восприятие поступков, взятых из студенческой жизни. Испытуемым предъявлялся ряд предложений, описывающих то или иное событие, типичное для студенческого
быта (например: студент вступил в НСО - Студенческое научное общество; студент поехал «на картошку», хотя был освобожден от нее медицинской комиссией; студент отказался дать свой конспект другому студенту; студент переехал жить на частную квартиру; студент накануне» диплома сменил специализацию и т. д. Всего 42 предложения, описывающих поступки. Испытуемым предъявляли данный набор и просили оценить по пятибалльной шкале вероятность, с которой каждый мотив из предложенного нами списка - стремление к знаниям, желание самоутвердиться, материальная заинтересованность, желание вызвать восхищение, потребность в общении, боязнь административных санкций, подражание, желание удивить и т. д. - мог являться причиной поступка. Всего 29 суждений, описывающих соответственно возможные основания поступка.
Любой человеческий поступок является полимотивированным и соответственно получал в нашем эксперименте у каждого испытуемого разные веса по разным мотивам. При этом испытуемые неизбежно «проецировали» свои собственные позиции и представления, приписывая их этому воображаемому студенту. Полученные таким образом матрицы данных (42×29) каждого испытуемого отображались в матрицы сходства поступков (42×42) (где мерой сходства поступков являлось сходство в приписывании им мотивов) и подвергались затем процедуре факторного анализа. Построенные семантические пространства, координатными осями которых были выделенные факторы, рассматривались как операциональные аналоги категориальных структур восприятия поступков. Размещение в индивидуальном семантическом пространстве коннотативных значений поступков позволяет реконструировать оценку испытуемым каждого конкретного поступка, реконструировать его «видение» поступка. Не имея здесь возможности подробно описывать полученные результаты, отметим, что, согласно справедливой оценке А. А. Бодалева, «внешняя сторона отдельно взятых поступков, как правило, не определяет, однозначно их внутреннего психологического содержания» , и, получая в нашем эксперименте склейку в виде фактора таких непохожих поступков, как «студент на семинаре всегда садился один», «студент самостоятельно изучал древнегреческий язык», «студент переехал жить на частную квартиру» и т. д., оказывается невозможным для исследователя самостоятельно выделить содержательный инвариант этих поступков и тем самым интерпретировать фактор. Понимание того, что стоит за тем или иным поступком, для самого испытуемого требует эмпатии, активного диалога с ним экспериментатора, который может привести, например, к тому, что факт «переезда студента на частную квартиру» будет интерпретироваться испытуемым как возможность работать в более спокойной обстановке, в то время как для другого испытуемого этот же поступок входит в фактор «веселой жизни» и интерпретируется как возможность более бесконтрольного времяпрепровождения. Интерпретация выделенных факторов, являющихся образующими семантического пространства, становится чем-то большим, чем самостоятельный поиск экспериментатором содержательного инварианта, объединяющего пункты, входящие в фактор. Такой подход был правомочен при интерпретации семантических пространств, универсальных для различных испытуемых, например семантического трехфакторного пространства Ч. Осгуда, где организация шкал в факторы была обусловлена механизмами синестезии, универсальными для всего человеческого рода, и общность «коннотативного кода» исследователя и испытуемых позволяла ему домысливать содержание фактора испытуемых. В исследовании дифференциальных различий, обусловленных личностью испытуемых, мы сталкиваемся с принципиально новым классом задач, требующих активной эмпатии, сопереживания исследователя испытуемому. Психолог, работающий в области экспериментальной психосемантики личности, оказывается в ситуации, близкой к работе исследователя старинных текстов (проблемы «герменевтики») или исследователя других культур, требующих от исследователя вхождения в культуру людей, мыслящих в
«другом коде». И перспективную задачу психосемантического подхода к исследованию личности мы видим наряду с совершенствованием семантических методик и математического инструментария в разработке диалогических и игровых методик, подразумевающих активное взаимодействие испытуемого и экспериментатора.
1. Айвазян С. А., Бежаева З. И., Староверов О. В. Классификация многомерных наблюдений. - М., 1974. -236 с.
2. Андреева Г. М. Процессы каузальной атрибуции в межличностном восприятии. - Вопросы психологии, 1979, № 6, с. 26-38.
4. Бодалев А. А. Формирование понятия о другом человеке как о личности. - Л., 1972.- 135 с.
5. Бодалев А. А. Исследование гностических характеристик общения в зарубежной психологии. - В сб.: Зарубежные исследования по психологии познания. М., 1977, с. 201-214.
6. Болч Б., Хуань К. Дж. Многомерные статистические методы для экономики. - М., 1979-312 с.
7. Брунер Дж. Психология познания. - М., 1977. - 413 с.
8. Выготский Л. С. Мышление и речь. - М.; Л., 1934. -323 с.
9. Выготский JI . С. Из неизданных материалов Л. С. Выготского. - Психология грамматики. - М., 1968, с. 178-196.
10. Гак В. Г. К проблеме семантической синтагматики. - В сб.: Проблемы структурной лингвистики. М., 1972, с. 367-395.
11. Гамезо М. В., Ломов Б. Ф., Рубахин В. Ф. Психологические аспекты методологии и общей теории знаков и знаковых систем. - В сб.: Психологические проблемы переработки знаковой информации. М., 1977, с. 5-48.
12. Дюран Б., Оделл П. Кластерный анализ. - М., 1977. - 128 с.
13. Жинкин Н. И. Четыре коммуникативные системы и четыре языка. - В сб.: Теоретические проблемы прикладной лингвистики. М., 1965, с. 7-37.
14. Клименко А. П. Вопросы психолингвистического изучения семантики. - Минск, 1970. - 206 с.
15. Леонтьев А. Н . Деятельность. Сознание. Личность. - М., 1975.- 304 с.
16. Леонтьев А. П. Психология образа.- Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1979, № 2, с. 3-13.
17. Леонтьев А. А. Психологическая структура значения. - В сб.: Семантическая структура слова. М., 1971, с. 7-19.
18. Логвиненко А. Д. Перцептивная деятельность при инверсии зрительного образа.- В сб.: Восприятие и деятельность. М., 1976, с. 208-265.
19. Лурия А. Р., Виноградова О. С. Объективное исследование Динамики семантических систем. - В сб.: Семантическая структура слова. М., 1971, с. 27-63.
20. Окунь Я. Факторный анализ. - М., 1974. -200 с.
21. Петренко В. Ф. Динамика семантического поиска. - В сб.: Исследование речемыслительной деятельности. Алма-Ата, 1974, с. 109-118.
22. Петренко В. Ф. К вопросу о семантическом анализе чувственного образа. - В сб.: Восприятие и деятельность. М., 1976, с. 268- 292.
23. Петренко В. Ф., Василенко С. В. О перцептивной категоризации. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1977, № 1, с. 26-34;.
24. Петренко В. Ф., Нистратов А. А. Построение вербального семантического дифференциала на базе русской лексики. - В кн.: Исследование проблем речевого общения. М., 1979, с. 139-156.
25. Петренко В. Ф., Шмелев А. Г., Нистратов А. А. Метод классификации как экспериментальный подход к семантике изобразительного знака. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14, Психология, 1978, № 4, с. 25-37.
26. Петренко В. Ф., Нистратов А. А., Хайруллаева Л. М. Исследование семантической структуры образной репрезентации методом невербального семантического дифференциала. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1980, № 2, с. 27-36.
27. Петренко В. Ф., Стенина И. И. Методы исследования когнитивной сложности социальной перцепции у ребенка. - В сб.: Семья и формирование личности. М., 1981, с. 73-80.
28. Петренко В. Ф., Шмелев А. Г. Построение методики «личностного семантического дифференциала. - В сб.: Речь и познавательные процессы. Алма-Ата, 1982.
29. Петренко В. Ф., Тодорова Э. Н. Методика исследования морального сознания у студентов. - В сб.: Морально-психологический климат в коллективе вуза. Алма-Ата, 1981, с. 49-51.
29а. Петренко В. Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании (в печати). - 250 с.
30. Петренко В. Ф., Алиева Л. А., Шейк С. А. Психосемантические методы исследования оценки и понимания кинопроизведения. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1982, № 2, с. 13-21.
31. Смирнов С. Д. Мир образов и образ мира. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1981, № 2, с. 15-29.
32. Столин В. В. Проблемы значения в акте восприятия и единицы чувственного образа. - В сб.: Эргономика. Труды ВНИИТЭ, № 6. М., 1973, с. 180-198.
33. Столин В. В., Кальвиньо М. Личностный смысл: строение и форма существования. - Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология, 1982, № 3.
34. Шмелев А. Г. Психологическая обусловленность индивидуальных различий в понимании значения слова. - В сб.: Исследование проблем речевого общения. М., 1979, с. 157- 177.
35. Bentler P. M., La Vole A. L. An extension of semantic space.-J. of Verbal Learning and Verbal Behavior, 1972, v. 11, pp. 491-496,
36. Bieri J. Complexity - simplicity as a personality variable in cognitive and preferential behavior. - In: Functions of varied experience. - Dorsey, 1961, pp. 355-379.
37. Carroll J. D., Wish M. Models and methods three-way multidimensional scaling. - In: Contemporary development in mathematical psychology. San Francisco, 1974, pp. 57-105.
38. Deese J. The structure of associations in language and thought. Baltimore. 1965. 216 pp.
39. Ekman G. Dimensions of emotion. - Nordisk Psychol., 1955, v. 7, pp. 103-112.
40. Kelly G. A. The psychology of personal constructs. V. 1-2. N. Y.: Norton, 1955.
41. Kelly H. H. Causal schemata and attribution process. - In: Attribution: Perceiving the causes of behavior. Merrinstown, 1971, pp. 151- 174.
42. Miller G. A. Empirical methods in the study of semantics. - In: Semantics. Cambridge, 1971, pp. 569-585.
43. Osgood Ch. Studies on Generality of affective meaning system. - Amer. Psychol., 1962, v. 17, pp. 10-28.
44. Osgood Ch., Suci G. J., Tannenbautn P. H. The measurement of meaning. Urbana, 1957. 342 pp.
45. Perffetti Ch. Psychosemantics: Some cognitive aspects of structural meaning. - Psychol. Bull., 1972, v. 78, N 4, pp. 241-259.
46. Rotter J. B. Generalised expectancies for internal versus external control of reinforcement. - Psychol. Monogr., 1966, v. 80, N 1.
47. Tzeng O. C, Way W. H. More then E, P and A in semantic differential scales. - Psychol., 1975, v. 10, N 2, pp. 101-117.
48. Witkin H. A., Dyk R. В ., Faterson H. F., Karp S. A. Psychological differentiation. N. Y., 1974.
Поступила в редакцию 10.2.1982 г.
ОБЪЯВЛЕНИЕ
В издательстве «Педагогика» вышел сборник статей «Проблемы дифференциальной психофизиологии», т. X , под ред. Э. А. Голубевой и И. В. Равич-Щербо. Статьи этого тома затрагивают три основных вопроса: онтогенез свойств нервной системы; исследование устойчивого эмоционального статуса человека; изучение тревожности и адаптивных возможностей преодоления состояния стресса в связи с устойчивыми индивидуальными особенностями реагирования.
Объем - 10 п. л. Цена 65 коп.
Сборник можно приобрести по адресу: 103009, Москва, проспект Маркса, 20, корпус В, НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР, лаборатория генетической психофизиологии.
Трехмерность - оковы демона. Так сказал кто-то. Действительно, тот, кто сковал человеческое сознание трехмерностью, был настоящим тюремщиком. Как же можно было сокрыть прочную, прекрасную, высшую мерность!
Агни Йога
Монадный состав системы знаков и значений человеческого бытия занимал умы многих философов и языковедов. Отталкиваясь от классификации социальных явлений, предложенной в свое время Ф. Теннисом, Питирим Сорокин построил свою структуру семантических монад, названную им значимым компонентом человеческого взаимодействия и состоящую из значений, ценностей и норм . Социальные явления Ф. Теннис подразделял на пять основных классов: социальные общности, социальные отношения, нормы, ценности и стремления. Питирим Сорокин выделил в его классификации значимый компонент , состоящий из ценностей, норм и стремлений, затем заменил последнюю категорией значения и таким образом получил свою знаменитую семантическую триаду.
Значения, ценности и нормы у Питирима Сорокина связаны между собой не только функционально, но и генетически и способны переливаться друг в друга. В узком смысле слова любое значение у него является ценностью, в то же время любая ценность предполагает норму по ее реализации или отвержению. В свою очередь, любая норма является значением, а также позитивной или негативной ценностью.
Значимый компонент человеческого взаимодействия позволяет выявить суть родовых социокультурных явлений, несводимых к биофизическим свойствам взаимодействующих индивидов. Его основные компоненты позволяют обозначить, по мнению Питирима Сорокина, весь класс значимых явлений, наложенных на биофизические свойства индивидов и предметов, действий и событий. Человеческое взаимодействие, взятое вне значимого компонента, - чистый предмет биофизических наук. Значения, ценности и нормы не могут быть идентифицированы, считает он, ни с физическими, ни с биологическими свойствами носителей, однако силой своего воздействия именно элементы значимого компонента делают эти свойства индивидов иррелевант-ными4.
У Питирима Сорокина значения, ценности и нормы суть три основные семантические монады, причем значения или "когнитивные значения" (значения философии Платона, христианского символа веры, математической формулы, теории прибавочной стоимости Маркса и проч.) имеют довольно широкий спектр смыслов. По сути в этот термин он вкладывает содержание как явного дескриптивного значения, так и неявных его символических форм, а потому, с известными оговорками, термин этот может быть заменен на термин "знание" в его символическом понимании либо на "символ" в его дескриптивном смысле. Пользоваться этой иерархией семантических монад довольно неудобно, так как "значение" является родовым понятием, включающим в свое содержание представление и о символических, и о ценностных, и нормативных, и знаниевых монадах. Вне всякого сомнения, необходимо вывести "значение" из этой иерархии и заменить его чем-то иным.
Свою собственную оригинальную иерархию семантических монад изложил Ч.Моррис в книге "Значение и ценность". Исходя из учения Мида о трех фазах поведенческого акта (перцептуальная, манипуляторная и консумматорная), Ч. Моррис предположил, что каждый знак может рассматриваться как "имеющий три измерения, хотя некоторые знаки будут очень сильны по определенным параметрам и в некоторых случаях по некоторым измерениям они будут обладать нулевым весом. Знак является описывающим (десигнативным), поскольку он обозначает наблюдаемые свойства среды или же действующего лица; он является оценивающим (аппрейзивным), поскольку он обозначает консумматорные свойства объекта или же ситуации; и он является предписывающим (прескриптивным) на объект или же ситуацию, чтобы удовлетворить ведущий импульс"5.
Используя семантическую схему Ч. Морриса, В.Б. Ольшанский предложил свою социально-психологическую ее интерпретацию. К сожалению, она была изложена лишь в его кандидатской диссертации и никогда не воспроизводилась в публикациях, а потому и известна лишь узкому кругу специалистов.
Значения, связанные со знаками, циркулирующими в данном обществе в условном "идеальном" случае, В.Б. Ольшанским подразделялись на три основные группы: дескриптивные, прескриптивные и эвалюативные. Каждую из этих групп значений он определял следующим образом. Дескриптивные (описательные) значения - это такие суждения, которые раскрывают закономерности объективного мира. Они составляют каркас понятий конкретных наук. Прескриптивные (предписательные) значения в своей совокупности составляют социальные нормы. Это своеобразные правила и модели поведения, вырабатываемые в общностях и призванные регулировать совместную деятельность людей. Эвалюативные значения - это эталонная система, называемая ценностями, с которыми человек соотносит, а следовательно, в соответствии с которыми и оценивает все другие значения.
Знания, нормы и ценности, считает В.Б. Ольшанский, - это лишь полюса абстрактного континуума. Фактически же большинство значений содержит и описание, и оценку, и предписание, располагаясь внутри этого трехмерного пространства. Каждая из существующих в современном мире идеологий занимает особое место между знаниями, ценностями и нормами, в различной степени сочетая в себе эти элементы6.
Приведенные выше семантические модели по своему монадному составу весьма близки друг другу и в качестве основы могут быть использованы для построения семантической модели человеческой экзистенции. Создатели этих моделей решали иные, чаще всего внемировоззренческие, проблемы и исходили из иных методологических установок. Несмотря на то, что монадный состав в этих моделях почти одинаков, за одними и теми же семантическими монадами стоят совершенно различные модальности Бытия. Так, Питирим Сорокин явно исходит из признания психофизиологического параллелизма как некоей базы для социокультурной надстройки, и именно ее онтологию он обнаруживает за контурами значимого компонента человеческого взаимодействия. Ч. Моррис за семантической триадой усматривает онтологию социальной интеракции. В.Б.Ольшанский ею проясняет целостность универсума социально-психологических отношений. Нам же предстоит попытаться за иерархией семантических рядов обнаружить иерархии онтологических и ментальных рядов Мироздания.
Из целей нашего исследования органически вырастает задача выявления особой онтологической природы каждой из семантических монад. А потому возникает необходимость в уточнении монадного состава семантического универсума и дополнительной интерпретации составляющих, связанной с выявлением системы функционально-генетических связей, существующих между монадами.
И последнее. Монадный состав в семантической модели должен быть достроен доверху, в него должны войти символы, релевантные высшей онтологии - онтологии Абсолюта. В книге "Универсум морали" нами была предложена иерархия уровней семантического пространства Бытия, состоящая из символов, ценностей, норм и знаний7 .
Итак, пределами семантического континуума, которые нами были определены выше, являются Символ, или семантическая пустота, и Знание, или семантическая полнота. Семиотика позволила нам обнаружить и промежуточные значения - Ценности и Нормы (схема 6).
Символы Ценности Нормы Знания
Субъект. . . _________|_________|_________|_________ . . . Объект
Трансцен- Эвалюа- Прескрип- Дескрип-
дентные тивные тивные тивные
значения значения значения значения
Схема 6. Континуум семантических форм человеческой экзистенции.
Если двигаться по семантическому континууму от знаний к символам, то значения знаков становятся все более неопределенными и неоднозначными, но при этом и более насыщенными экзистенциальной смысловой энергетикой. Символ и есть Реальность в ее сакральной тотальности (символическая реальность), так как Символ есть знак Духа. "Сначала было Слово" - эту мистическую интуицию можно интерпретировать таким образом: первичная форма реальности была символической, представлявшей собой не что иное, как сингулярное пространство Духа. Символ не требует иной реальности, кроме той, которая ему имманентна. Как пишет А.Я. Гуревич, в средневековой культуре "символ не представляет собой лишь знака, знаменовавшего или обозначавшего какую-либо реальность или идею. Символ не только замещал эту реальность, но вместе с тем и был ею. Символ в какой-то мере воспринимал свойства символизируемого, и на символизируемое распространялись свойства символа"8.
Явные знания по своей знаковой природе дискурсивны. Они всего лишь дескриптивные ярлыки внешней объективной реальности, реальности Объекта. Если символ есть Слово, то знание - Термин. Термин - это семантический ярлык, этикетка вещи, объекта. Значение термина предельно конкретно, а потому несет в себе хотя и однозначную, но энергетически крайне слабую смысловую нагрузку.
Между Символом и Знанием находятся промежуточные семантические монады: Ценности и Нормы. Если исходить из энтропийной концепции развертывания семантических форм, то Ценности есть продукт распада Символов. Нормы же своим генезисом обязаны энтропии Ценностей. Знания суть конечный продукт распада Символов, Ценностей и Норм. Сами знания катастрофически распадаются на дурную бесконечность терминологических частностей. Это целый хаос рациональных значений, лишь частично поддающихся систематизации перманентно сменяющими друг друга научными парадигмами. Универсум явных знаний есть конечный продукт распада символической реальности, за которой разверзается нижняя бездна бытия - Хаос. Историческое движение знаковых форм, таким образом, - это перманентное понижение уровня онтологической значимости Первознака.
Если Символ есть знак с бесконечной валентностью и содержанием, стремящимся к нулю, а Знание - знак, содержание которого стремится к бесконечности, а валентность - к нулю, то промежуточные семантические формы обладают определенными содержанием и валентностью, соотнесенными со степенью проявленности онтологии, которые они репрезентируют. Ценности имеют эвалюативное (антропное) содержание, однако при этом утрачивают трансцендентную валентность, а потому и не в состоянии означивать мир в целом. Нормы становятся еще более наполненными содержанием, потому что за ними стоят реальные социальные институции, и в то же время валентность их падает, становясь прескриптивной (социетальной), так как они призваны способствовать реинтеграции индивидов лишь в определенный момент отношений социальной действительности. Знания, втягивая в себя всю полноту объективированного и овнешненного мира, обладают уже самой низшей - дескриптивной (натуральной) валентностью, способной означивать лишь телесные (технологические) функции субъекта. В то же время в пределах своего континуального отрезка семантические монады имеют собственные валентности.
Каждая из семантических монад бесконечна по своей валентности, но эта ее бесконечность имеет смысл лишь на определенном интервале онтологического континуума. Континуальные формы семантической валентности подразделяются на космическую, антропную, социетальную и естественную. Рассмотрим каждую из монад всеобщего семантического континуума в отдельности.
Символы являются бесконечными знаками, или знаками с бесконечным числом трансцендентных значений, программирующими отношения между Микро- и Макрокосмом. Символы составляют семантическую основу трансцендентного языка, интенциональным референтом которого выступает Абсолют, или Бесконечный Субъект. Символы , или трансцендентные значения , - это семантические протомонады, протозначения, протознаки . Исходя из понятия знака как родовой категории, Ч. Моррис рассматривает символы как знаки знаков9.
Посредством трансцендентных значений, совокупность которых составляет непроявленную семантику Логоса, Человек укореняется в космическом универсуме, в высшей онтологии - Бытии Абсолюта. Символы лежат в основании космологии Человека, или трансцендентной антропологии, которая выступает либо в форме мистики, либо в форме теологии. Символические значения пытается приспособить к своей познавательной практике и такая неявная форма европейской рациональности, как нарождающаяся ноология - учение о ноосфере.
Символы - знаки с бесконечной космической валентностью, или абсолютно бесконечные знаки, содержание которых стремится к нулю в связи с тем, что репрезентирует онтологию Великой Пустоты, выступающую способом существования Пустотного Субъекта, т.е. Абсолюта. В Символе, считает Ю.М. Лотман, "содержание лишь мерцает сквозь выражение, а выражение лишь намекает на содержание"10.
Символ - особый знак, так как только он один обладает абсолютной бесконечной валентностью и выступает бесконечностью всех иных бесконечностей, т.е. совокупностью всех непроявленных семантических форм, каждая из которых бесконечна в рамках определенного онтологического синтеза субъективности и объективности.
Символы находятся в начале всеобщего семантического континуума и означивают всю непроявленную тотальность Абсолюта, так как являются пустотными значениями . Назовем их трансцендентными значениями . Трансцендентность Символов обусловлена тем, что оперирование ими связано с выхождением за "пределы беспредельного", и тем, что они не подлежат рациональному пониманию.
Символы как трансцендентные значения даются Человеку на заре его космогенеза, и всю последующую свою историю он подпитывается первичной энергетикой Слова. Именно поэтому символы являются семантической основой Доктрины Начала Истории. Энтропия Символа дает бесконечный ряд проявленных и конкретных словобозначений вплоть до терминов. Человек рождается в Слове и умирает в Термине, чтобы вновь воскреснуть в Слове. Трансцендентное значение - это внешний слой Слова, Логоса, несущий в себе высшие смыслы бытия, смыслы существования в беспредельном Космосе. За этим слоем высших смыслов на более проявленных ступенях Бытия раскрываются менее общие смыслы, связанные с существованием человека в родовых, социальных, природных пределах.
С позиции рационализма значение Символа - бессмыслица, не поддающаяся логическому определению. На самом деле трансцендентное значение есть Интегральный Смысл всей совокупности смыслов многоуровневого человеческого существования, но постигается он не практикой рационализации, а практикой трансцендирования, о чем речь будет идти ниже. Трансцендирование связано не с неуемной логизированной говорливостью, присущей рационализации, а с мудростью умолчания. В предельном своем виде она связана с интерпретациями священного Слова.
Ценности, или эвалюативные значения, суть знаки с предельно широким спектром антропной валентности, программирующие уже не внутренние отношения Субъекта как Микрокосма, а отношения между целостными субъектами, представителями единого человеческого рода.
Ценность обладает уже неким эвалюативным содержанием, характеризующим феноменальную целостность человека, ее валентность уже не является абсолютно бесконечной. Как и любая иная монада, ценность - также бесконечный знак, или знак с бесконечной валентностью, но не на всем семантическом континууме, как символ, а лишь в континуальных пределах, в которых существуют антропные, человеческие значения, т.е. в пределах субъектно-субъектных отношений, позволяющих человеку сохранять свою родовую идентичность.
На определенном этапе эманирования символической реальности (либо ее энтропии) с Символа "сдирается" внешняя трансцендентная оболочка, и он обнажается до явной Ценности. Ценности сбрасывают избыточную трансцендентную оболочку и обретают свою имманентную эвалюативную валентность. То, что порождается, согласно теории эманации, всегда является и менее целостным, и менее универсальным.
Ценности выступают семантической основой гуманитаристики, и интенциональным их референтом является Человек как Род, или Человеческий Универсум. Эвалюативные значения служат семантической основой феноменологии человека, или собственно антропологии, которую иногда обозначают термином "культур-антропология".
Ценности - знаки с бесконечной антропной валентностью и с содержанием, стремящимся охватить собой всю тотальность субъектно-субъектных отношений родовой (феноменальной) реальности человека. Ценность - это как бы символ с нулевой трансцендентной и бесконечной антропной валентностью. И напротив, символ - это ценность с нулевой антропной и бесконечной трансцендентной валентностью (трансцендентная ценность). Лишь в пределах этих форм валентности каждая из знаковых монад в состоянии оставаться релевантной содержанию внутренних отношений соответствующих универсумов.
Нормы, или прескриптивные значения, - это знаки, наделенные социетальной валентностью, программирующие отношения нецелостных, частичных субъектов в актах совокупной социальной деятельности, основу которой составляют безличные позиции, статусы, роли.
Нормы - продукт эманирования (распада) ценностей. Они являются семантической основой социетальных языков, лежащих в основании социальной технологии , и их интенциональным референтом выступает уже не человек, а социум, социальный универсум, обладающий своим особым общественным сознанием . Они регулируют уже не отношения между микрокосмами, или целостными субъектами человеческого рода, а отношения между нецелостными, частичными субъектами, выступающими элементами некоего социального множества - общества.
Прескриптивные значения составляют семантическую основу социальной антропологии, или социологии личности.
В качестве особой семантической монады нормы также обладают бесконечным числом значений, но лишь в пределах социетальной части целостного семантического континуума. Норму, являющуюся эманационным порождением ценности, можно в идеале представить как ценность с нулевой антропной и бесконечной социетальнои валентностью. Ценность же - как норму с нулевой социетальной и бесконечной антропной валентностью (эвалюативные нормы).
Известно, что Риккерт различал нормы и ценности примерно таким же образом. В работах 1910-х годов он утверждал, что ценность становится нормой только в том случае, если некий субъект сообразуется с ней в своем долженствовании, принадлежащем уже не трансцендентному, а имманентному миру, связанном с волей субъекта. В основе неокантианской аксиологии так и не был устранен дуализм имманентного Бытия и трансцендентного Смысла, который, вступая в соотнесение с субъектом, превращается для него в некий императив - долженствование. И все это потому, что ценности рассматривались в ней скорее всего не в качестве неявных трансценденталий, а в качестве неявных эвалюативных значений, чья природа не трансцендентная, а эвалюативная. В то же время с переходом ценности из плана феноменального бытия, в социальный происходит отрицательная инверсия ее валентности, и тогда ценность действительно превращается в нормы долженствования, соотнесенные с экзистенцией частичного субъекта.
Социетальное содержание нормы превращает ее в своеобразную семантическую маргиналию, несущую в себе одновременно и человеческую, и внечеловеческую регулятивную функции. С одной стороны, норма репрезентирует требования социальной целесообразности, а с другой - требования человеческой определенности, личностные качества и свойства которой способны лишь прескриптивно упорядочиваться в безличные социальные структуры. В отличие от неявных прескрипций, содержащихся в символах и ценностях, явные нормы в основном задаются извне, выступая основой социального долженствования, опирающегося в своем воздействии на сознание нецелостных индивидов как на внешние, так и на внутренние формы насилия (совесть в социологизме - всего лишь интериоризированный внешний социальный контроль).
Явные нормы - внешние социальные предписания, которым человек должен подчиняться внешним же образом. Человек здесь уже отвечает не перед самим собой и не перед другим человеком, а перед внешним социумом, обществом.
Знания, или дескриптивные значения, - это знаки с естественной, или натуральной, валентностью, программирующие отношения между объективациями.
В процессе эманирования (энтропии) норм выделяются и обосабливаются от прескрипций явные знания, систематизируемые наукой. Явное знание - это норма, чья социетальная валентность стремится к нулю, а естественная валентность - к бесконечности. И наоборот, норма - это знание, естественная валентность которого стремится к нулю, а социетальная - к бесконечности (прескриптивные знания).
Дескрипторы релевантны законам естественной необходимости даже в случае, если их происхождение не естественное, а искусственное (технология). К этому типу объективации относятся и физические человеческие индивиды - носители психофизиологических свойств. Знания - семантическая калька с кодов естественных языков , самым сложным из которых является генотип.
Знания - знаки с бесконечной естественной валентностью и содержанием, стремящимся охватить всю тотальность объектно-объектных отношений природного универсума. "Если при употреблении выражения, - пишет Дж. Серл, - не сообщается никакого дескриптивного содержания, то оно не может установить связи с объектом"11.
Интенциональным субъектом знаниевого языка выступает Гносеологический Субъект - адепт законов природной необходимости. Дескриптивные значения интегрируются естествознанием, одной из форм которого выступает биологическая антропология, или биология человека. Явные дескриптивные знания составляют семантическую основу Доктрины Конца Истории.
Знания суть семантический изоморфизм естественных значений, содержащихся в объективных законах природы и технологии. Знаки, превращаясь в термины, фиксируют реальные связи и отношения между естественными и искусственными объектами. Понятия науки и являются субъективными выражениями объективного содержания природных и технологических процессов. Структура законов объективной действительности и структура дескриптивных значений находятся в семантико-онтологическом соответствии, что позволяет науке быть "производительной силой", т.е. непосредственно инициировать расширенное воспроизводство объектно-объектных отношений.
Знания - одноуровневая семантическая монада, являющаяся конечным продуктом эманирования (энтропии) символов. Как и все остальные семантические монады, знание, или дескриптивное значение, можно рассматривать как бесконечный знак, но ограниченный той частью семантического континуума, на котором располагаются естественные, или природные, значения, репрезентирующие порядок необходимости. Знания - семантический инвариант естественных кодовых зависимостей внутренних отношений объекта, или межобъектных отношений. Оно лишь по форме субъективно, содержание же его абсолютно объективно.
В отличие от символа, который является семантической пустотой , дескриптор - знак, чье содержание есть семантическая полнота . Дескриптор - элементарнейшая семантическая монада, чья валентность стремится к нулю (естественно, на всем протяжении семантического континуума; в пределах его природной составляющей, как подчеркивалось выше, он обладает бесконечным количеством значений, в чем и заключается его парадоксальность), а содержание - к бесконечности. В натурализме самым элементарным и в то же время "содержательно перенасыщенным" дескриптором выступает квант пространства, времени и движения.
Знания, или дескриптивные значения, составляют основу последней исторической формы рациональности - явной рациональности, крайними проявлениями которой выступают сциентизм и натурализм. Однако, не нарушая генетических связей с неявными формами рациональности, имплицитно содержащимися в символических, ценностных и нормативных системах, систематически подпитываясь с их стороны энергетикой иррациональных смыслов, составляющих гносеологическое пространство человеческой экзистенции, наука, или явные знания, в состоянии вырабатывать достоверные сведения о природных сущностных силах человека. В то же время чистый дискурс - ограниченная форма знания, или знание об ограниченной сфере бытия. "В знании, - писал Лев Карсавин, - качествует само бытие; и знание не искажает и не ограничивает его, но дает его таким, каково оно есть на самом деле: ограниченным, преимущественно разъединенным дурною бесконечностью. К счастью для нас, ограниченность знания, как ограниченность самого бытия, до некоторой степени восполняется самосознанием, другим качествованием того же бытия... не отвергая знания, не отвергая даже онтического смысла и онтической ценности, присущих самой ограниченности знания-бытия, мы в некоторой мере превозмогаем эту ограниченность"12.
Явные знания, являясь одномерными семантическими монадами, не должны претендовать на то, чтобы описывать надприродные, надобъектные связи и отношения мироздания. В узком смысле наука есть система естественно-научного знания. Наука может быть только наукой о природе как естественной, так и искусственной, в ее сугубо объектно-объектных отношениях. Не может быть наук о надприродных процессах и явлениях: социальных, антропных, астральных. Очень опасно конституировать более высокие формы человеческого самосознания в качестве строго сциентистских, так как в них тогда начинают укореняться ложные представления и об обществе, и о человеке, и о сакральном.
Наука в узком ее семантическом значении есть совокупность явных дескриптивных знаний. В широком же смысле она есть совокупность явных дескриптивных и неявных прескриптивных, эвалюативных и трансцендентных знаний. Однако современный крайний сциентизм, являющийся порождением позитивизма, отрицает свои мистические, эпистемологические и социальные корни, предельно логизирует и рационализирует процедуру поиска "объективной" истины. На самом деле характер истины существенно различается от одного семантического ряда к другому. Сакральная истина, постигаемая трансцендированием посредством символов, может быть не только субъективной, но и столь же достоверной, как объективная истина, добываемая посредством дескриптивных значений. Эвалюативная и прескриптивная формы истины - некий органический синтез субъективного и объективного в эпистемологическом и социальном познании человека и общества. Истины, добываемые посредством различных семантических средств, суть различные по своей природе истины и относятся они к различным сферам человеческого существования.
«плюсы» и«минусы» демократии
Геодезист. Кто такой геодезист? Описание профессии. Профессия геодезист Геодезист обучение
Магеллановы облака: кто они?
Перечный соус для стейка Сливочный перечный соус
Как составить грамотное портфолио дизайнеру